Падшие люди

– Так вы знаете его по Лондонской больнице? – спросила элегантная экономка, за которой я следовала по парадной лестнице. Она годилась мне в матери, но поражала красотой, какая мне самой и не снилась. Густые темные волосы, уложенные в прическу с замысловатым плетением, бархатные глаза. В ее речи слышался незнакомый акцент. Одета она была в сиреневое шелковое платье. Более пленительной экономки я в жизни не встречала. Будто передо мной была герцогиня, от которой отвернулась удача.

– Я работала там медсестрой, но потом вышла замуж.

– О! Прекрасно, прекрасно. Знаете, в молодости я тоже была склонной к приключениям… Ах, не обращайте внимания.

Она подвела меня к двери в кабинет доктора, взялась за ручку и, помедлив, зашептала:

– Зная, что вы профессиональная медсестра и что вы, конечно же, содержали бы свою плату в идеальной чистоте, я должна извиниться перед вами за беспорядок в его кабинете. Доктор не разрешает мне у него прибираться, упрекает в том, что я переставляю вещи, чего я никогда не делаю. – Она покачала головой. – Впрочем, что я вам объясняю. Вы ведь и сами наверняка знаете, какой он упрямый, да?

– Да, бывает, – улыбнулась я, плохо представляя, о чем мы обе говорим.

– Это вы верно подметили, дорогая, – экономка отворила дверь.

Ступив в кабинет, я поняла, что она имела в виду. Портьеры находились в беспорядочном состоянии; одни раздвинуты, другие – сдвинуты, и почти все выглядели неопрятно, будто их повесили впопыхах, а потом забыли расправить. Из-за этого свет создавал дезориентирующий эффект: некоторые части комнаты были погружены в темноту, другие высвечены яркими лучами, в которых танцевали пылинки. Войдя в кабинет, я сразу же чихнула.

В самой комнате царил хаос. Казалось, ее перевернули вверх дном и покинули в спешке, будто доктор от кого-то убегал. Всюду были разбросаны бумаги, придавленные медицинскими инструментами и приборами, которые должны бы лежать в лотках или храниться в специальных контейнерах, а не валяться где попало. Воздух был затхлый и, скажем так, насыщен запахом нервничавших пациентов. Думаю, кабинет давно не проветривали. Полка у одной стены была беспорядочно заставлена сосудами с препаратами, покрытыми толстым слоем пыли, которая надежно укрывала те диковинки, что в них хранились. От пола, словно грибы, тянулись вверх стопки книг. Мне пришлось лавировать между ними, чтобы подойти к столу врача. Сам дом снаружи был безупречен: белый фасад, чугунная ограда. Холл, экономка, витая лестница в совокупности представляли картину элегантности и гармонии. Но эта комната была похожа на пещеру отшельника.

В окно слева от меня что-то громко ударилось. Вздрогнув, я увидела грязное призрачное пятно, оставленное заблудившейся птицей. Мне сразу вспомнилась маленькая завирушка, которую дедушка принес с улицы в своих огромных ладонях.

Доктор Шивершев подался вперед в кресле, выступив из мглы, будто некий дух на спиритическом сеансе. Что снова заставило меня вздрогнуть.

– Это был голубь. Они постоянно врезаются в окна. Не пойму почему: окна ведь грязные. Я запрещаю их мыть. Думал, тогда птицы будут распознавать в них препятствия. Бесполезно. А жаль. Город быстро растет, некоторые особи не успевают приспосабливаться. Зданий как будто вообще не видят. Не понимают, как можно облететь новые преграды, что мы воздвигаем. Если б знать, как научить их не губить себя. Присаживайтесь, пожалуйста, миссис Ланкастер.

– Может быть, голубь просто оглушен? Мой дедушка как-то раз спас одну птичку. Поместил ее в коробку, в темное местечко, и на следующее утро она улетела. А сначала я думала, что она умерла.

– Мой секретарь всегда их только мертвыми подбирает.

– Ваш секретарь их подбирает?

– Да. И они всегда мертвы, шеи сломаны. Но чья-то трагедия неизменно обращается во благо для другого. Моя экономка скармливает их коту, что бродит во дворе. Он, по крайней мере, будет благодарен.

Самого доктора можно было сравнить со старой изжеванной тряпкой – с куском ткани, которую когда-то очень давно выстирали и выгладили, но с тех пор таранили по кустам, неоднократно топтали, выкручивали и время от времени снова использовали. У него были темные волосы, темные глаза, смуглое лицо. Я подумала, что он, возможно, француз, испанец или итальянец. Такой неординарной внешности, как у него, англичане всегда пытаются подобрать определение с точки зрения национальной принадлежности, но по незнанию нехотя характеризуют ее как «иностранную» или «экзотическую». А вот выговор доктора Шивершева, напротив, выдавал в нем выпускника английской частной школы. Под глазами у него пролегли темные круги; длинные черные волосы, завивавшиеся на концах, у шеи, торчали в разные стороны, как иголки у ежа. Щеки и подбородок покрывала щетина. Сюртука на нем не было, на рубашке виднелись грязные пятна. Он больше походил на алкоголика, нежели на уважаемого хирурга. Я уже начала подумывать о том, что совершила глупую ошибку, придя к нему на прием.