Падшие люди

– Медсестра должна быть расторопной и сообразительной, но в первую очередь ее отличительное качество – послушание. Немалое значение имеет и такая черта, как добросовестность, дабы на нее можно было положиться. Медсестра должна взять за правило быть доброжелательной и любезной; если от природы такая манера ей не свойственна, она должна воспитать ее в себе. Медсестра не устает, ей не наскучивают ее обязанности, она не теряет терпение при виде нескончаемой череды человеческих страданий, которые она должна всеми силами облегчать каждый божий день своего земного существования. Награда для нее – сознание того, что она служит высокой цели в тесном единстве с другими медсестрами, ее соратницами.

От скуки я начала засыпать, вот-вот ударюсь лбом об стол. Вдруг скрипнула дверь, и в класс вошла худенькая девушка с ярко-рыжими волосами, выглядывавшими из-под чепца. Входя в любую комнату, Айлинг будто озаряла ее своим появлением. Не то что я. Мне всегда приходилось давить в себе инстинктивный порыв извиниться перед дверью за то, что я ее потревожила. Айлинг остановилась у входа и, когда наши взгляды встретились, улыбнулась мне. А я из робости постеснялась ответить ей улыбкой. Отвернулась и тотчас же пожалела, что выказала недружелюбие.

– Стажерки должны воздерживаться от пустой болтовни, – продолжала наша наставница. – Старайтесь не подпирать собой мебель или не задерживаться без дела у коек пациентов, будто вы встретили старых друзей. Ничто не производит более сильного впечатления безалаберности, как панибратское общение с пациентами или коллегами. Мы – профессиональные медсестры и находимся при исполнении своего долга. Я понятно объяснила?

Девушки хором подтвердили, что им все ясно, и Айлинг предложили пройти в класс и сесть. Свободных мест было несколько, но она опустилась на стул рядом со мной. Не смея поднять на нее глаза, я чуть сдвинулась в сторону.

Мы просидели рядом, на тех же самых местах, три недели, прежде чем я собралась с духом сказать ей что-то, помимо обязательного приветствия. Хотя мы почти не общались, я с радостным нетерпением ждала тех занятий, надеясь, что Айлинг заговорит со мной или взглянет на меня с той пленительной улыбкой, от которой меня пробирала сладостная дрожь. Сама я не могла придумать, как завязать с ней беседу: мысли в голове путались, подходящие слова не шли на ум. Но потом однажды, когда нас оставили дописывать конспект, Айлинг неожиданно обратилась ко мне.

– Можно узнать, как тебя зовут? – шепотом спросила она.

Я опешила, ни слова не поняла из того, что она сказала. Лишь смотрела зачарованно на ее розовые губы. Они казались неописуемо мягкими; уголки желобка в центре образовывали дерзкий изгиб, приподнимающийся к носу.

– Что?

– Звать тебя как? – шепотом повторила она свой вопрос. Подаваясь вперед всем телом, удивленно вскинула брови, словно испугалась, что перед ней сидит слабоумная. – Я могу спасти тебя, окликнув по имени, если вдруг увижу, что ты вот-вот угодишь под колеса экипажа на Уайтчепел-роуд.

– Сестра Чапмэн, – ответила я, улыбнувшись во весь рот.

Она как-то странно посмотрела на меня и тоже представилась:

– А я Айлинг.

– О! – сообразила я. – Сюзанна.

– Обожаю это имя.

– Спасибо.

– В детстве у меня была лошадь, ее звали Сюзанна.

– О.

– Сюзанна, откуда ты родом?

– Прости, что ты спросила?

– Откуда ты?

– Я… откуда-то, наверно.

– Понятно, – она снова углубилась в свои записи, словно кладя конец разговору.

А мне отчаянно хотелось продолжить нашу беседу и больше не выставлять себя дурой. Поскольку ничего толкового придумать я не могла, то ляпнула первое, что пришло в голову:

– Я родилась в здешних местах. Жила с родителями, пока они не умерли от скарлатины.

– Что?! Оба? Какой ужас! А братья и сестры у тебя есть?

– Нет, никого. Да. То есть братьев и сестер у меня нет, а родители, да, оба умерли. Но мне очень повезло. Меня взяли к себе дедушка с бабушкой. Они меня и вырастили, в Рединге. Там я жила до приезда сюда.

– Выходит, ты у нас из Рединга.

– Вроде так. А ты ирландка.

– Знаю.

– Я знаю, что ты знаешь. Просто это отметила.

– Понятно. А ты – англичанка.

– Да, но мы ведь в Лондоне, так что в этом нет ничего необычного, так ведь?

– По-моему, ирландцы составляют половину населения Лондона, или скоро будут составлять, такими-то темпами. Готова поспорить, теперь в любом уголке света, куда ни плюнь, непременно в ирландца попадешь. Не сидится нам на месте, неугомонный мы народ.

– Это из-за картошки[12], да? – спросила я.

– Что-о?! – Айлинг произнесла это не с вопросительной интонацией, даже со свистом втянула в себя воздух. Я все испортила.