Падшие люди

Я вышла к трущобам Никола, представлявшего собой муравейник из закоулков и двориков, куда я не осмеливалась заходить. Порой меня одолевало желание пройтись по Дорсет-стрит, взглянуть на комнату, где я жила с мамой, проверить, соответствует ли она моим воспоминаниям, но, конечно, одна я туда ни ногой. Пару минут постояла на углу, затем, поворачиваясь, чтобы идти дальше, заметила блеск глаз. Маленькое личико наблюдало за мной сквозь решетку подвала. Оно исчезло так же быстро, как появилось. Лицо ребенка или девочки-подростка, горбатящихся в потогонной мастерской. Упрятанные под землей, они, бывало, урывали минутку передышки, пока куда-то отлучались хозяева-эксплуататоры, владевшие такими вот кузницами людских страданий. Мужчины, женщины и дети до смерти исходили потом, если прежде не слепли, лихорадочно работая в темноте, стесывая до костей пальцы за скудные гроши.

На Коммершл-стрит, где ездили экипажи и кричали, зазывая покупателей, уличные торговцы, я вздохнула свободнее. Здесь и газовые фонари стояли, а вот на маленьких улочках по ночам хоть глаз выколи. И как только Кожаный Фартук высматривал своих жертв в кромешной тьме?

На углу Осборн-стрит на Эмму Смит совершили нападение, по ее словам, трое-четверо мужчин, хотя газеты выражали убежденность, что это дело рук Кожаного Фартука. Писали, что она не назвала его из страха, трепетала перед ним даже на смертном одре. Меньше чем через пару минут я достигла дома, где обнаружили Марту Табрэм. Простоволосые женщины с детьми на руках сплетничали, стоя на улице. Я продолжала путь, двигаясь в сторону Лондонской больницы и Бакс-роу, где умерла Полли Николс. Шла по Уайтчепел-роуд мимо лотков, с которых торговали сельдереем, комиксами, расческами, рыбой; лентами и дверными ключами, капустой и брюками. Улица была запружена народом, а в толпе не разбежишься, поэтому я выбрала более спокойную дорогу, где некогда обитали французские ткачи, изготавливавшие шелк. Они давно покинули эти места: их труд вытеснили машины, и теперь их величавые дома стояли в запустении. Ныне на вывесках мастерских красовались имена евреев, занятых в ремесленном производстве: сапожники, портные, изготовители мебели. В книжных лавках продавались издания на иврите; в зданиях с необычным орнаментом на подоконниках размещались еврейские рестораны; окна занавешивали тяжелые муслиновые шторы, чтобы в них не заглядывали любопытные зеваки.

На Бакс-роу я поморщилась, увидев таких же женщин, как и я. Только они пришли туда парами, со смехом льнули друг к другу. Я почувствовала себя ужасно одинокой, меня с новой силой охватила тоска по Айлинг. Я вспомнила, как она тянула меня за руку, словно наяву ощутила прикосновение ее пальцев в том месте, где она обычно щипала меня, когда я скучала или была утомлена. Я позволила ей лишь на минуту занять мои мысли, а потом вытеснила ее образ из головы.

На пятачке, где убили Полли, хозяйничала девочка десяти-одиннадцати лет, бравшая за осмотр полпенни. Это ее тротуар, заявляла она толпе, изображая в лицах, как умирала Николс: шарфом обмотала голову – якобы это шляпка, корчилась, показывая, как ей вспарывают живот. Девчонка кривлялась с таким самозабвением, что я, рассмеявшись, бросила ей несколько пенни – в награду за предприимчивость. От Бакс-роу до Лондонской больницы было рукой подать. Пройти две улицы, и ты уже там. Весь путь занимал пару минут пешком, даже меньше, если шаг у тебя длинный. Все три места преступления находились в удобной близости от больницы. Казалось бы, само собой напрашивалось, чтобы полиция навела там справки, но газеты об этом ничего такого не писали.

Домой я не спешила и потому направила свои стопы к Спитлфилдсу. Вернулась назад по Коммершл-стрит, прошла мимо церкви Христа и паба «Десять колоколов». Двор церкви Христа носил название Чесоточный парк – из-за бродяг, что спали там на скамейках вповалку, подобно щенкам, обмениваясь друг с другом вшами. Некоторые лежали ничком на мокрой траве, как поверженные в бою. Возраста они были самого разного, от мала до велика, но в основном мужчины. Очень редко встречались целые семьи, пытавшиеся избежать работного дома, где они все были бы разлучены: родители спали спиной друг к другу, прижимая к себе детей. Думаю, многие горожане уже настолько привыкли к этому зрелищу, что просто его не замечали.