Падшие в небеса. 1937 год

— Как хотите. Это ваше дело. Но нам, с ним, будет труднее. Он старый. И нас потянет.

— Нет, без него я не пойду, — уперся Павел.

— Ваше дело.

— Эй, что вы за меня решаете? Что он предлагает Павел? — тревожно прошептал Оболенский и покосился на офицеров конвоя, которые стояли и курили в углу.

— Он предлагает бежать, — выдохнул Клюфт. Оболенский вздрогнул, но промолчал. Павлу показалось, что Петр Иванович, обрадовался этим словам. В глазах старика, мелькнула искорка надежды. Клюфт успел ее рассмотреть. За долю секунды. За мгновение. Но успел.

— Хорошо. Пусть будет так, пойдем трое, — прошептал Фельдман. Он не обращал внимания на Оболенского. Старик тоже не смотрел в его сторону.

— Что надо делать? Не бросаться же на солдат? — спросил Клюфт.

Он старался говорить в пол. Что бы, не было видно солдатам, как, шевелятся его губы.

— Нет. Конечно, нет. Слушайте и запоминайте! Когда нас приведут в лагерь — не поднимайте бревна! Сделайте все, что бы, его не поднять! Корчите рожу, пыжьтесь, но бревно — не поднимайте! Можете — упасть навзничь для картины. На снег повалитесь — как будто у вас нет сил. Этого… — Фельдман кивнул на Оболенского.

— Вряд ли к бревну поведут, он старый, а вот вас, поведут. Не поднимайте его!

— Какое, еще, бревно? — ничего не понимал Клюфт.

— Простое бревно. Там увидите. Хотя вместо бревна может быть и тачка. Так вот, тоже — не катите ее. Лучше упадите рядом. Покажите — что у вас нет сил. Главное — покажите, что у вас нет сил. А там, там, потом, встретимся. Вот и все! Остальное долго объяснять! По развалинам, эхом, пронесся крик одного из офицеров:

— Привал окончен! Все, выходи строиться по трое!.. По трое!.. Всем выходить строится по трое!.. Без последнего! Без последнего! Последний, не в счет!..

Павел не успел дослушать этот вой, как его потянул Фельдман. Борис Николаевич, со страшным упорством вцепился в его руку и рвал,… и тянул на себя,… за собой:

— Быстрее! Быстрее! Пошли к выходу! Пошли к выходу! Клюфт поддался его напору. Он семенил за Фельдманом, как послушный ученик за строгим учителем. Краем глаза, Павел увидел, что за ними бежит старик Оболенский. Он, тоже был напуган. У выхода уже топтались арестанты. Они, давили друг друга, не давая прохода. Стоял гвалт и ругань. Каждый хотел протиснуться в дверь. Солдаты раздавали арестантам тумаки и пинки. Конвоиры отчаянно лупили зэков прикладами своих винтовок.

— А ну, вражье отродье!

— Шевели задницами!

— Давай! Давай! Последний не в счет!

До Павла, так и не доходил смысл этих выражений. Хотя Клюфт догадывался — «что это, что-то страшное и опасное». В глазах арестантов Павел видел ужас. И через пару минут, он понял — почему!.. Когда колонна уже стояла у церкви, появился последний, тот самый — «невезучий» арестант… про него говорили — «последний не в счет». Им оказался — тот здоровяк, зэк, который несколько минут назад, ползал по полу, со спущенными штанами. Мужик лениво и безразлично брел к выходу, с удивлением рассматривая толпу своих товарищей. Он не понимал — почему они так «торопились встать в строй». Солдаты тоже внимательно смотрели на этого бесшабашного человека и сочувственно кивали головами. Один из офицеров — низкий и коренастый, лениво докуривая папиросу, ухмыльнулся, и кивнул конвоирам. Они кинулись навстречу и не пустили здоровяка в строй. Зэк удивленно остался стоять метрах в десяти.

— Тебе — же, сказано было! Последний не в счет! Знаешь, что, это такое? Вижу, нет,… Как фамилия? — спросил коренастый офицер у арестанта. Здоровяк, вместо ответа, вызывающе икнул. Видно он съел много ледяного хлеба.

Не одну пайку. Но ему, сытому, и в голову не могло прийти, что над ним сгущаются тучи. Но ему, судя по выражению его лица — была все равно. Он все успел в этой жизни, все! Остальные арестанты с ужасом смотрели на него. Все, затаили дыхание, ожидая развязки.

— Как фамилия? — спросил вновь офицер.

— Ястребов! Зэка Ястребов! Осужден — по статье пятьдесят восемь десять, пятьдесят восемь двенадцать. Десять лет без права переписки. Офицер ухмыльнулся. Было неясно — злится он на арестанта или жалеет его. Военный, лениво обошел мужика и похлопал зэка по плечу:

— Ястребов. Говоришь. Фамилия у тебя птичья. Ястребов. С одной стороны — красивая, но с другой хищная какая то. Контра, говоришь? Враг народа? Хищник. Ну, ну… летать то умеешь? Мужик с удивлением смотрел на офицера и не понимал — о чем говорит этот человек. Здоровяк, добродушно улыбнулся и вновь икнул:

— А, гражданин начальник — если б, умел, то улетел бы. Наверняка. Улетел бы. Значит, не умею. Не умею я летать.

— Улетел, говоришь? Побег готовил? — разозлился дерзости нквдшник. Арестант промолчал. Он лишь грустно поднял голову и сощурившись, посмотрел на зимнее небо. Тяжело вздохнул и пожал плечами.

— Я смотрю, шапка у тебя хорошая, — офицер снял с головы зэка его ушанку.

— Обычная шапка, — с обидой и жалобой ответил мужик.

— А без нее Можешь, без нее?

— Нет. Так холодно.

— А я, думаю, можешь! Советский человек может все! — офицер зло покосился на остальных зэков.