Падшие в небеса. 1937 год

Строй замер. Испуганные, взгляды. Лишь слышно, как скрипит снег где-то вдалеке — под валенками конвоя. Солдаты стояли у машин метрах в двадцати. Они тоже ждали. Павел замелит, что некоторые, сняли с плеча винтовки. Над развалинами храма зловеще летали и каркали вороны…

— Ну, вот, ты и будешь у нас, примером нашей строевой дисциплины, — назидательно, что бы услышали все, сказал коренастый офицер. Арестант с жалостью смотрел на свою ушанку, которую сжимал в руке нквдшник.

— Гражданин начальник — шапку отдайте! Ради бога! Я ничего не нарушал! Замерзну ведь… — взмолился мужик.

— Шапку говоришь… — офицер покосился на ушанку, затем на строй зэков и высоко подняв шапку над головой, кинул ее в сугроб. — А вот сейчас мы посмотрим?! Что для тебя важнее — дисциплина в строю, или твоя забота о собственном здоровье?! Можешь идти встать в строй или…. или поднять шапку! Но учти, это будет нарушением! Выбирай!

— Не поднимай шапку! — вдруг раздался голос из толпы зэков. Офицер метнул грозный взгляд в сторону этапа. Но промолчал. Все замерли. Здоровяк покосился на своих товарищей в строю, затем на шапку в сугробе:

— А, как же, я без шапки-то? А? Замерзну! Все равно замерзну! — мужик сделал шаг в сторону. Смертным приговором клацнуло железо — это звякнули заторы у винтовок конвоиров. Солдаты вскинули оружие и направили его на зэка. Мужик обернулся, посмотрел на черные дырки стволов и ухмыльнулся. Арестант замер, завороженный, стоял без движения несколько секунд. Затем, махнул рукой и улыбнувшись — решительно шагнул к сугробу, где чернела его ушанка. Залп, грянул, как по команде. В небо взвилась стая ворон и голубей. Эхо выстрелов, пронеслось над округой, как раскат грома. Синь неба. Бездонная, бесконечная синь! Мужик лежал в сугробе, широко раскинув руки, глядя в эту бесконечность. Непринужденная улыбка застыла на губах. Кристаллики снега еще таяли на теплых щеках. Но он, уже был мертв. Глаза — стеклянные, безразлично пустели на лице. Уже на неживом лице. Две пули пробили фуфайку и вырвав скатанную вату — улетели в сторону леса. Две пули, сначала убив человека — тоже погибли, где-то, там, в таежной чаще. Скомканная шапка сиротливо торчала среди пальцев арестанта. Зэки стояли в оцепенении и смотрели на расстрелянного солдатами человека. Конвоиры, деловито ткнув прикладами убитого — убедившись, что он умер, стащили тело с сугроба на дорогу.

— А ну! Ты и ты! — крикнул офицер двум зэкам, стоящими крайними в строю арестантов. — Тащите труп в заднюю машину! В лагерь повезем! Для отчетности! Там спишем! Вот, что бывает — когда человек решается на побег! Смотрите уроды!

Смотрите! — орал нквдшник. — Побег карается очень жестко! Побег это преступление против нашего строя! Против нашего государства! Кто еще хочет бежать? Даже и не думайте! Так же будете лежать в сугробе! А сейчас налевоооо! — скомандовал офицер. — Шагом маааршшш!

Арестанты медленно подчинились команде. Строй зашевелился и неуклюже шагнул по дороге. Ноги топтали рассыпчатый снег. Месили его. Черная змея этапа — поползла в сторону гор. Офицер удовлетворенно посмотрел в след зэкам. Он достал из полушубка папиросу, и закурив, бросил в снег сгоревшую спичку. Черная, маленькая щепка, зашипела в белой, холодной вате. Нквдшник, глубоко затянулся и выдохнув ароматный дым табака, гаркнул с сарказмом:

— Хотя граждане враги народа — Этот,… как там его — Ястребов… вас всех обманул! Он сейчас на машине поедет!.. А вы пойдете! Пешком!.. Ха, ха!.. Кто еще хочет поехать на машине?!.. Шаг в сторону — милости прошу!.. Раз и в кузов! Ха! Ха!.. Ну, кто рискнет?!..

Но на его призыв отозвалось лишь его эхо. Оно, издеваясь, несколько раз громко ответило человеку в рыжевато-белом полушубке:

— Кто рискнееет?!!.. Кто рискнееет?!!.. Рискнет,… нет…

Двадцать четвертая глава