Падшие в небеса. 1937 год

— Слушай! Будь человеком! Не толкай! — взмолился Павел. — Ты, что такой нервный?

— А ну, пошел! — еще более сильный удар пришелся меж лопаток. Павел скривился от боли и вылетел на улицу, словно пробка от бутылки с шампанским. Под ногами заскрипел снег. В одну секунду холод остудил лицо. Клюфт глубоко вздохнул. Шаг, еще один и опять злой окрик:

— Стоять! Теперь стоять! — завопил лейтенант. Павел обернулся. Нквдэшник, озираясь, смотрел по сторонам. Было видно, что он чего-то боится.

— Что ты испугался то? А? Лейтенант зло посмотрел на Павла и буркнул:

— А кто тебя знает? Может у тебя помощники тут?! Вон, прошлый раз, забирать стали одного мужика — так братья налетели! Ели отбились! Сволочи! Всех вас надо к стенке! Вон, отвел бы к тому сараю, и шлепнул! — лейтенант, кивнул головой в сторону покосившегося от времени дровяника. Старая постройка уныло темнела в углу двора. И тут Павел, увидел силуэт человека! Высокий, с непокрытой головой, незнакомец — стоял в проеме, между сараем и забором и смотрел на них с конвоиром. Длинный плащ развивался на ветру. Это был он! Богослов. Павел узнал Иоиля. Но как не странно, лейтенант не насторожился. Он лишь толкнул Павла в плечо, заставляя идти к углу дома. Клюфт повиновался. Павел на ходу обернулся и посмотрел еще раз в сторону дровяника. Но богослова, он больше не увидел. «Нет, я определенно схожу с ума. Мне уже мерещится приведение. Мне уже мерещится, черт знает что! Нет! Этого человека нет! Почему я его вижу? Но папироса в пепельнице? Откуда взялся тот окурок?» — мысли терзали Павла. За углом, возле обочины, стояла черная «Эмка». Машина попыхивала выхлопными газами из глушителя. Водитель, что бы, не замерзнуть, не глушил двигатель. Павел в нерешительности подошел к автомобилю. Лейтенант опустил на его плечо руку:

— Стой! Ждать! Послышался скрип сапог. Павел обернулся и увидел — к ним спешит старлей. Он курил на ходу. Его вид был озабоченным. Клюфт тяжело вздохнул и покосился на свой дом. Где-то, на втором этаже, в окне — мелькнули лица. Из глубины комнаты, в темноте, на них смотрели соседи. Любопытство, перемешанное со страхом. Кто знает, что будет следующей ночью? Скрип тормозов. Черная машина. За кем приедут эти люди? Клюфт, вдруг поймал себя на мысли — он желает, что бы за этими людьми обязательно приехали, вот, так же, под утро! Обязательно! И забрали их тепленькими! Не одному же Павлу мучаться! Странно чувство — желания горя другим! Раньше такого с Клюфтом не было. Но сейчас! Ему очень захотелось, чтобы тех людей за окнами на втором этаже — тоже арестовали ночью! Тоже пришли и схватили! За то, что они вот так — молча, смотрят, как уводят невиновного человека! Стоят и нечего не делают! Смотрят и потворствуют — этим, наглым, людям в форме! Павлу очень хотелось, что бы горе, пришло в дом соседей! Он тяжело вздохнул. Еще мгновение и силуэты исчезли за стеклом. Старлей заметил, что Клюфт рассматривает окна. Офицер остановился:

— Что ты, там, высматриваешь? Сообщников? А? Куда смотришь? — угрожающе спросил он у Павла.

— Не куда. Просто на дом… — хмыкнул Павел.

— На дом говоришь? Знаю, на какой дом! Может у тебя там сообщники? А? А ну говори? — Старлей схватил Павла за шиворот и начал его трясти.

— А ну отпусти меня! — Павел выронил из рук сверток и оттолкнул плечом старлея. Тот, словно ожидая такого поворота событий — ударил наотмашь Павла по уху.

Второй удар сапогом пришелся по почкам. Третий сбил Павла с ног. Клюфт, закрывал голову, руками, как мог. Но, мешали наручники. На тело обрушился град ударов. Пинал и старлей, и его помощник. Они били равномерно, со знанием, дела. Четкие удары — словно марш по плацу. Раз-два. Раз-два! Бац! Бац! Из уст конвоиров неслась брань. Но, она, была не громкой. Нквдэшники, боялись шуметь. Не разбудить жителей! Не разбудить зевак! Лишние свидетели не нужны! Павел лишь слышал, как их тяжелое дыхание перемешивалось с шипеньем:

— Шшш…сука… шшш… сука… мразь…

— Шшш… Я тебе покажу, как родину не любить… сука… шшш… пион…

— Шшш… Сука… троциксткая… шшш…

Седьмая глава

Павел потерял сознание. Очнулся лишь в автомобиле. Он сидел на заднем сиденье. На коленях лежал сверток. Клюфт попытался поднять руки, что бы стереть с губ кровь. Но не смог пошевелится. Рядом сидел лейтенант. Он, посмотрел на Павла, и зло сказал старлею — который, ехал на переднем сиденье.

— Он пришел в себя. Очухался.

— Это хорошо. Уже к тюрьме подъезжаем. Не нести же его до камеры на руках.

Пусть сам топает. И осторожно там, не запачкайся. Кровь потом не отстираешь. А я с тобой чумазым ездить не буду.

— Да не запачкаюсь, вот только сапоги придется чистить. Я об его рожу весь крем стер! В разговор вмешался водитель:

— Ага! Сапоги, вон, запачкали! А сиденья? А? Обшивку? Вы же, мне, весь салон завозили! Я, на вас, вон, рапорт напишу! Всю машину загадили! Не могли его в тюрьме отдубасить? Нет, надо было по земле валять!

— Да, замолчи ты, Савченко! Не можем мы в тюрьме бить! Не можем! А тут, вот, пожалуйста! Да и кто докажет, что это мы его били? А? А сиденья свои — вымоешь!