Падшие в небеса. 1937 год

— Ну, приехали! Вот твой дом! Новый! Правда, надолго ли… Ворота заскрипели. Писк ржавого железа звучал так, противно, что у Павла, по спине, побежали мурашки. Огромная воротина, окрашенная, в темно-зеленый цвет медленно отъехала в сторону. Где-то в глубине, в темном чреве этой пасти — светился фонарь. Павел, с замиранием сердца, смотрел, как один из охранников лениво ковыряется в запоре. «Это ворота в никуда!» — мысли ударили Павлу по темечку. Клюфт вдруг вспомнил свое детство. Он, совсем маленький и старенькая соседка — набожная женщина, ему читает сказку. Она говорит — это страшная сказка. Про ворота в никуда. Ее слова — надолго отложились в памяти. Павел боялся этого страшного рассказа. Но время шло. Соседка давно умерла. Ее страшилки стали какими-то милыми и смешными. А вскоре Павел, повзрослев, и вовсе забыл их. И вот, он — вспомнил ту сказку, прочитанную соседкой на ночь! «Эмка» напряглась, заурчав, медленно въехала в ворота. Опять скрип. Это печальный скрип по свободе! Сзади наползла тяжелая тень. Все!.. …Некоторое время машина стояла в полной темноте. Вновь, послышался, металлический скрежет и впереди открылась — вторая гигантская створка. Двойные ворота! Павел с ужасом смотрел на это мрачное сооружение. Даже если захотеть — убежать отсюда невозможно! Да и куда бежать? От кого? Бесполезно! Машина проехала еще метров пятьдесят и остановилась у крыльца. Старлей вышел из «Эмки» первым. Вслед за ним лейтенант. Он оставил дверку открытой. Офицер, нагнулся и как-то вежливо, с сожалением в голосе, сказал Павлу:

— Ну, все приехали. Выходите гражданин Клюфт. Павел с трудом вылез из машины. Болело все тело. Конвоиры постарались на славу. Каждое движение давалось с трудом. Клюфт прикусил губу, чтобы не застонать. Но, он почувствовал, что его бережно под локоть — поддерживает лейтенант! Нквдэшник заботливо помог Павлу собрать в руки скатерть с книгами и бумагами.

— Осторожно, там ступеньки крутые, — буркнул офицер. Павел зло посмотрел на этого циничного человека. Еще пятнадцать минут назад, он, пинал своими сапогами Клюфта по голове, а теперь — так бережно, словно мед брат в госпитале — заботится об арестанте. Лейтенант, словно уловил мысли Павла, невозмутимым голосом ответил:

— Ты поймешь. Ты все поймешь. Это работа. Работа такая. Старлей распахнул перед Клюфтом, тяжелую, железную дверь. В небольшом тамбуре их встретил солдат. Сержант, одетый в форму сотрудника НКВД. Синие галифе и оливкового цвета гимнастерка. Только, вот, в петлицах, вместо кубиков — три треугольника. Но сержант, держал себя, со старшими по званию — нагло и вызывающе. Он не стал церемониться и прикладывать руку к шапке — отдавая честь, а лениво, взметнув связкой ключей — оглядел с ног до головы Павла со скатертью и недовольно прикрикнул:

— Вы, что, его по помойке таскали? Что он у вас такой грязный? И морда, вон, вся в царапинах! Фельдшер может не принять! Учтите — не примет фельдшер, я его тут до утра держать не буду! Поведете обратно! И куда вы его будете пристраивать — меня не касается! Старлей, виновато развел руками и заискивающим голосом, пропищал в ответ:

— Анатолий, ну ты, что? Не человек? Он, вот нажрался, наверное и валялся. А мы его просто взяли. Он такой был? Куда ж мы его? Мы назад уже и бумаги на выезд не выпишем? Не сидеть же нам с ним во внутреннем дворе? Да и нам еще две ходки надо сделать!

— А это уже ваши дела! — сержант лениво зевнул. Он вставил ключ в замок решетки и громыхнув связкой, открыл дверь в коридор. Оттуда пахнуло сыростью и гнилью. Павел со страхом сделал шаг вперед. Лейтенант тихонько, почти ласково — толкнул его в плечо:

— Ну, смелее. Смелее. Иди. Иди. Сержант недовольно посмотрел на Павла и сказал:

— Ну, чего, он у вас плетется?! Давайте быстрей! Мне, что, его самому волочь? Клюфта удивило, что младший по званию, так ведет себя с офицерами. Но Павел догадался, здесь, в тюрьме — звания не играют никаких ролей! Здесь главное — твоя должность! И те права, которыми ты обладаешь! Вот, сержант, например, судя по его тону — может просто не принять у конвоиров арестованного. И все! А это упущение по их службе, а это может вылиться в наказание. И офицеры вынуждены лебезить перед сержантом, а иначе им не поздоровится. «Интересно, а как себя тут ведут майоры?» — подумал Павел и содрогнулся. Они шли по длинному коридору. Высокие потолки и тусклый свет. Полукруглые перекрытия, стальные решетки и перегородки. Вдоль стены — двери с глазками и замками на них. Это были камеры. Гулкий звук шагов по каменному полу и запах! Кошмарный и удручающий запах! Запах гнили, плесени, пота и пережаренного лука. Тюремный запах заточения! Он угнетал, даже сильнее, чем обстановка. Павел непроизвольно поморщился. Шаг, еще шаг. Они подошли к двери. Сержант, оглянулся, и ехидно улыбнувшись нквдэшникам, ласково сказал: