Падшие в небеса. 1937 год

— Ну, что же вы, Павел Сергеевич, глаза то закрыли! Откройте глаза! И, проходите, сюда поближе! Павел осторожно и нехотя приоткрыл глаза. За огромным столом, накрытым белой скатертью сидел заместитель начальника краевого управления НКВД — Олег Петрович Поляков. Он был в белой рубашке. Перед майором стоял роскошный фарфоровый сервиз. На тарелках и блюдах — жареное мясо, вареная картошка, красная икра в большой вазе. Белый хлеб, и большая кастрюля с половником. Соленые огурцы и квашеная капуста. Вся эта гастрономическая прелесть красиво уложена в чашки. Майор с аппетитом откусил, мясо, наколотое, на вилку. Павел потупил глаза в пол. Этот кошмар был явью. Еда и желание упасть, прямо вот тут и уснуть! Но даже сейчас все-таки — еда! Есть, откусить мяса, и чавкать, чавкать им! Толкать его в рот, огурцы и капусту!

— Да вы проходите. Проходите, садитесь. Вон, вам накрыли, — Поляков кивнул на стул, который стоял сбоку. — Можете налить себе борща. Мясо — свинина хорошая. Икра лососевая. И вот, прекрасный чай. Грузинский! Чай попейте. К нему варенье. Вы, какое любите — смородину или землянику? Павел не знал, как себя повести. Сразу отказываться — было бы неразумным. Он мог сесть. А сидеть на допросе гораздо легче — нежели стоять и смотреть, как этот человек поглощает всю эту вкуснятину. Нет. Определенно нужно сесть.

— У меня руки грязные. Я руки не мыл, — неожиданно вызывающе сказал Павел. Поляков, на секунду оторвался от куска мяса и удивленно посмотрел на Клюфта. Затем кивнул головой и махнув свободной рукой указал на угол кабинета.

— Там ширма. Вон за ширмой. Умывальник и там помойте. Кстати, там полотенце и мыло. Но прошу вас, не вытирайте полотенцем свою шею. Поверьте это только для лица. Если вы вытрете шею — все! Полотенце придется тут же в прачку нести. Павел покосился на ширму в углу кабинета. Повернулся и медленно прошел к зелено-серой перегородке. За ширмой стояла, большая лавка на которой сидели два сержанта. Один из них смуглый, второй совсем белобрысый играли в карты. Они не обратили на Павла никакого внимания. Тот, что был с темной шевелюрой закинул ногу на лавку и обняв коленку, облокотился на нее подбородком. Блондин тасовал колоду — весело и хитро улыбался. Павел покосился на солдат и подойдя к умывальнику, склонился над железной раковиной. Холодная вода слегка взбодрила. Клюфт сделал несколько глотков и сполоснул лицо. Он протер глаза и хотел омыть шею, но передумал — покосившись на белоснежное полотенце на крючке. Тщательно намылив руки, Клюфт растирал ладони — пытаясь содрать кожу, которая, тут, в тюрьме, как казалось Павлу, уже пропиталась всякой дрянью. Он тер руки и сжав зубы урчал. Один из охранников покосился на него и недовольно буркнул:

— Ты, что там, мыло ешь, что ли? А, ну иди туда! Из-за стола раздался голос Полякова.

— Ну, что же вы там. Павел Сергеевич. Хвати уж водные процедуры принимать. Обед стынет. У нас, как никак, еще дела есть! Павел встряхнул голову и вытер тщательно лицо и руки, вернулся на центр комнаты. Он посмотрел на Полякова:

— Я вас прошу прекратить это! Если вы хотите меня судить — то судите! А вот так, пытать меня бессонницей это противозаконно! Я требую, что бы меня допросили! Немедленно!

— Что такое? — Поляков обомлел.

Он, отодвинул тарелку и отхлебнув чай из чашки, удивленно посмотрел на Клюфта:

— Вы о чем? Не понял? Какая бессонница?

— Такая! Вы пытаете меня бессонницей! Меня водят вот уже пятый день на допросы, но не допрашивают! Просто приводят сюда вот к вашему кабинету и ведут назад. Итак — круглые сутки! Я требую прекратить это! Поляков замахал руками:

— Ой, ой! Простите. Простите. У меня вот так действительно все эти пять дней такое завал тут! Я вот никак не мог вас допросить! Ну, никак! Я разберусь! Зачем, вас сюда водили! Бессонница говорите! Вот сволочи! Да, кстати, я вам так скажу. Я ведь тоже страдаю бессонницей! Так много работы! Вот только нашел время поесть! А так — круглые сутки, ни минуты! Завал, какой-то! Простите! Простите! Я обязательно разберусь! — Поляков к изумлению Павла встал из-за стола и отложив салфетку, подошел к нему.

Офицер, в галифе и белой рубашке, выглядел по-домашнему. Он, совсем не похож — на страшного, человека в пенсне, которого в первые, в редакции газеты, увидел Павел. Нет, сейчас, это был обычный человек. А не «монстр — в оливковом кителе с красными, как кровь петлицами».