— Обсудим эти важные обстоятельства. Бабкой вашего превосходительства в двенадцатом поколении была Жеронима Талья, еврейка из Сезимбры, горничная племянников Эйтора де Барбуды, за которого она и вышла замуж. А ваша прапрабабка осталась бездетной вдовой и вышла замуж за сына капеллана. От этого брака и родился ваш предок Луиш де Алмейда де Барбуда, который стал первым графом Регенгу. Ваше сиятельство, давайте не будем говорить о непристойных связях, если вам угодно сравнивать сына священника с аббатисой монастыря Вайран, теткой жены Нуну Алвареша Перейры{101}
по линии Алвинов.Граф поднялся, пылая яростью:
— В чем мы не можем сравниться, сеньор, так это в глупости. Я ухожу, стыдясь того, что был здесь.
— Не стыдитесь, — нашелся с ответом Калишту Элой, — это я должен стыдиться того, что ваше превосходительство побывали здесь.
И он провел стальным пером по странице фолианта, вычеркивая ту строчку, где шла речь о Мартине Анеше де Барбуде.
СМЕХ В ПАРЛАМЕНТЕ
Душу Калишту Элоя одолевало упорное желание ограничить роскошную жизнь лиссабонцев, причем в этом намерении большую роль сыграли два парламентских щеголя, осмеявшие его фризовый редингот.
Этой мысли пытались противодействовать аббат Эштевайнша и другие единомышленники, более проникнутые духом времени и убежденные в бесполезности ставить плотину на пути веяния эпохи, подобного бурному потоку. Депутат от Миранды отвечал, что прибыл из своих земель, дабы прижечь язвы на теле общества, а не заклеивать их пластырями или применять иные паллиативные средства, сообразуясь с чувствительностью пациентов. Взбунтовавшись против благоразумных предостережений своих друзей, которые опасались его падения в глазах Палаты, что было бы равносильно смерти, Калишту, спровоцированный к тому же дебатами о ввозе и обложении пошлиной предметов роскоши, попросил слова. Само это событие вызвало веселое оживление в Палате, мечтавшей его послушать.
Когда слово ему было предоставлено и в зале воцарилось заинтересованное молчание, владелец Агры поднялся и начал так:
— Сеньор председатель! Советники прежних государей Португалии, люди с ясным рассудком и достаточными знаниями, пресекали злоупотребления роскошью с помощью прагматик.{102}
Это происходило тогда, когда подданные не знали меры в нарядах, наслаждениях и кичливости, гибельных для человека, а следственно, и для всего города. Святой памяти наш государь дон Себастьян{103} установил справедливые и суровые законы об использовании шелковых материй. А в те времена, сеньор председатель, Португалия еще пировала на золотой посуде из Пегу,{104} стены дворянских покоев еще были украшены тисненой кожей и персидскими набивными тканями. Эта Португалия уже не была ни сильной, ни деятельной, но еще преисполненной опьяняющими наслаждениями времен дона Мануэла и дона Жуана III.В «Филипповы установления»{105}
(книга 5, том 82, параграф 4 и далее) были включены основные законы об изменениях в судопроизводстве от 27 июля 1582 года. Они показывают, насколько благотворно железный жезл закона карал закоренелых преступников в интересах общества.Г о л о с с м е с т а: И правильно поступаете.
О р а т о р: Благосклонный коллега мне льстит. Итак, к делу, сеньор председатель. Я сожалею о той роскоши, которую вижу в Лиссабоне! Повсюду золото, драгоценные камни, шелка, бархат, пышность и тщеславие! Кажется, что все эти люди только вчера вернулись из Индии на кораблях, доставивших дань с Востока! По улицам с грохотом проносятся экипажи, коляски и берлины,{106}
словно каждый день здесь празднуют поход вокруг Мыса Бурь или открытие Земли Святого Креста,{107} и наперегонки транжирят сокровища, которые к нам приходят оттуда. Среди этих чванливых колымаг…Г о л о с с м е с т а: На колымагах вывозят нечистоты!