Падший шут

— Ты в своей собственной вселенной. — Он потянулся ко мне, проводя пальцами по моей шее, пока его ладони согревали мою кожу. — Ты даже не осознаешь этого. Ты привлекла меня той ночью. Один взгляд на тебя, и я никогда в жизни так быстро не добирался до табурета рядом с твоим. Я бы подрался за тебя с любым мужчиной в баре. Один взгляд, и ты была моей.

Я закрыла глаза, пока не пролились новые слезы.

— Мне жаль. Я буду говорить это до тех пор, пока ты в это не поверишь. Мне жаль.

Я вздохнула.

— Хорошо.

— Хорошо, ты мне веришь?

Я покачала головой.

— Хорошо, я вернусь домой.

Все его тело расслабилось от облегчения, когда он прижался своим лбом к моему.

— Мы со всем разберемся.

Малышка заерзала и сморщила носик, прежде чем мило надуть губки.

— Она будет использовать это против нас.

— И будет получать все, что захочет.

— Каждый раз.

Раздался стук в дверь, и вошла женщина с нашими завтраками. Лео съел свой омлет первым, пока я нянчила ребенка.

— Ей нужно имя.

Он кивнул и потянулся за телефоном, лежащим на столе.

— У меня есть список.

— Есть? — Кем был этот Лео и что он сделал с Лео, с которым я была близко знакома?

— Я не мог уснуть прошлой ночью. Тебя мыли, а она ерзала в своей кроватке-каталке, поэтому я взял ее на руки и начал придумывать имена.

— Ты держал ее на руках, когда я проснулась.

Он пожал плечами.

— Я держал ее всю ночь.

О. Мой. Бог. Я снова собиралась расплакаться. Почему он не мог быть таким милым с самого начала? Сколько времени мы упустили?

Я переложила малышку к другой груди, и это движение дало мне повод спрятать лицо. Медсестра помогла мне прошлой ночью, но пока грудное вскармливание давалось нелегко. Когда малышка взялась за мой нежный сосок, я сделала глубокий вдох и взяла свои эмоции под контроль.

— Хочешь сначала мое самое любимое или наименее любимое? — спросил Лео.

— Самое любимое.

— Серафина. Это означает огонь, потому что я надеюсь, что у нее будут твои волосы.

— Черт возьми. — Слезы было невозможно остановить. Они хлынули из моих глаз, как вода из шланга, стекая по моему лицу на детское одеяльце.

— Что? Она причиняет тебе боль?

Я покачала головой, свободной рукой вытирая щеки. Это было бесполезно. Слезы просто продолжали литься.

Лео, не обращая внимания на то, что он был причиной всего этого, схватил салфетку и промокнул мне лицо.

— Ты делаешь только хуже.

— Как?

— Будучи… таким. Кто ты?

Тень вины омрачила его красивые черты.

— Просто парень, пытающийся заслужить тебя.

— Прекрати. — У меня вырвалось рыдание. — У меня гормональный сбой, я измотана и голодна. Если ты не хочешь, чтобы я плакала во время завтрака, мне нужно, чтобы ты на минуту перестал быть тем парнем. Будь другим Лео.

Он наклонился и поцеловал меня в висок.

— У тебя чертовски огромные сиськи.

Я рассмеялась.

— Спасибо.

— Пожалуйста.

Он оставался рядом, одной рукой обнимая меня за плечи, пока не высохли мои слезы. Затем он потянулся, чтобы перекинуть тряпку для срыгивания через плечо, сдвигая и поправляя ткань, пока она не легла ровно, прежде чем взять малышку из моих рук, чтобы гладить ее по спине, пока я поглощала пищу.

— Хочешь остальную часть моего списка имен? — спросил он.

— Зачем? Ее зовут Серафина.

Улыбка, расплывшаяся по его лицу, была такой гордой, что у меня перехватило дыхание.

— Серафина Уинтер, — прошептал он. — Мне нравится. Ей нужно второе имя?

— Бетси. — Имя сорвалось с моих губ прежде, чем я смогла его остановить.

Лео рассмеялся.

— Это в тебе говорит о недосып.

— Я понятия не имею, откуда это взялось. Но… все сходится. Вот с чего все началось.

— Серафина Бетси Уинтер. — Его рука обхватила все ее тело, когда он отстранил ее, чтобы посмотреть в лицо. — Что ты думаешь, малышка?

Малышка.

— Лео, я сейчас снова расплачусь.

— Серьезно, детка. Твои сиськи сейчас великолепны.

Я фыркнула, улыбаясь и положила голову ему на плечо.

— Намного лучше.

— Забыл сказать тебе вчера вечером. Я видел Люка в приемной, когда твои родители пришли тебя навестить.

В сегодняшнем хаосе я совсем забыла, что Скарлетт тоже здесь. Я оставила Лео, слезая с кровати. Все мое тело болело, хотя медсестры сказали, что это нормально. Я подошла к своей сумке, которая стояла на стуле, и достала телефон из кармана, куда Лео положил его прошлой ночью, перед тем как я заснула.

Нужно было прочитать текстовые и прослушать голосовые сообщения, но я сразу перешла к своим последним звонкам и набрала имя Скарлетт.

Она ответила после первого гудка.

— Мы в палате сто тридцать.

— Мы уже в пути.

— Мы? — спросил Лео, когда я повесила трубку и достала халат-кимоно, который мама купила мне две недели назад.

— Да. — Я завязала халат, пока он спускал с кровати одну ногу за другой, проверяя прочность пола, прежде чем встать, держа малышку на руках. — Ты можешь ее нести? Или хочешь покатить кроватку?

На его лице промелькнул страх, что, возможно, он уронит ее, но какой бы веры ему ни недоставало в себе, она была у меня в том же кармане, где я хранила все вторые шансы для Лео. Он не причинит ей вреда. У него был последний шанс осознать это самому.

Мы вернемся домой, и у него будет еще один — последний — шанс.