Недоверие ко всему непознанному порождает предрассудки, и тем более этого можно ожидать в отношении таких вещей, как абстрактные институты развитой цивилизации. От них зависит торговля, они связывают самые общие, косвенные, отдаленные и невидимые последствия действий отдельных людей. Такие институты необходимы для формирования расширенного порядка, но обычный сторонний наблюдатель не сразу поймет принципы их работы – речь идет о деньгах и возникающих на их основе финансовых институтах. Как только бартерный обмен заменяется опосредованным (при котором используются деньги), исчезает понимание смысла происходящего, так как начинаются абстрактные межличностные процессы, выходящие далеко за пределы восприятия даже самых образованных людей.
Поэтому деньги, «средство» повседневной коммуникации, остаются вещью непостижимой и являются объектом глупейших фантазий – пожалуй, как и секс, который одновременно завораживает, озадачивает и отталкивает. На тему денег написано больше книг, чем на любую другую. Даже беглое знакомство с предметом заставит человека согласиться с автором, еще в древние времена заявившим, что именно из-за денег, и не из-за чего-то другого, даже не из-за любви, столько людей лишились ума. «Ибо корень всех зол есть сребролюбие» – так говорится в Библии (Первое послание к Тимофею, 6:10). Но, пожалуй, еще чаще можно встретить
Оборот денег и функционирование кредитно-денежной системы (так же как язык и мораль) – эти явления спонтанных порядков труднее всего поддаются доступным теоретическим объяснениям и по-прежнему остаются предметом серьезных разногласий между специалистами. Даже многие профессиональные исследователи не согласны с тем, что отдельные подробности недоступны нашему восприятию и что сложность целого заставляет довольствоваться описанием абстрактных схем спонтанных образований; подобные схемы хотя и помогают многое прояснить, однако не позволяют предсказать какой-то конкретный результат.
Понимание таких явлений, как деньги и финансы, беспокоит не только ученых. К деньгам (как и к торговле, по тем же самым причинам) всегда относились подозрительно и моралисты – у них целый ряд причин не доверять такому универсальному средству обретения власти и тайного манипулирования ею в самых разных целях. Во-первых, если довольно легко посчитать, сколько используется каких-то объектов богатства, то гораздо труднее оценить конкретные последствия использования денег (нами или другим человеком). Во-вторых, даже если некоторые из этих последствий очевидны, деньги можно потратить как на хорошие, так и на дурные дела, то есть универсальность денег делает их полезными для обладателя и подозрительными для моралиста. И наконец, создается впечатление, что раз умелое использование денег и связанные с этим богатство и могущество не имеют отношения к физическим усилиям или заслугам – как и торговля, – то у них вообще нет никакого материального основания; они подобны «сделкам, существующим только на бумаге». Если боялись ремесленников и кузнецов – потому что они один материальный объект преобразовывали в другой, а торговцев – за преобразование нематериальной ценности вещей, то как же сильно должны бояться банкиров, совершающих преобразования с помощью самого абстрактного и нематериального из всех экономических институтов? Мы добрались до высшей точки постепенной замены всего воспринимаемого и конкретного – абстрактными понятиями; теперь они формируют правила, направляющие нашу деятельность. Очевидно, что деньги и связанные с ними институты не соответствуют критерию хваленых и всем понятных физических усилий по созданию материальных ценностей – в той сфере, где исчезает конкретный смысл и правят какие-то непостижимые абстракции.