Пагубная самонадеянность

Так же трудно выразить лексикой конкретного языка то, для обозначения чего он никогда не использовался, – любой язык имеет собственные ограничения и смысловые оттенки слов. Мало того что трудно объяснить или даже описать в устоявшихся терминах что-то новое, – еще труднее переклассифицировать то, что язык уже расставил по местам определенным образом, особенно если полагаться на органы чувств. (Поэтому кое-кто из ученых изобретал для своих дисциплин новые языки. Теми же побуждениями руководствовались реформисты и особенно социалисты: некоторые их представители предлагали реформировать язык, чтобы легче было обращать людей в свою веру (см. Bloch, 1954–59)).

Принимая во внимание подобные трудности, можно сказать, что чрезвычайно важно, каким лексиконом мы пользуемся и какие теории он в себе несет. Мы будем плодить ошибки и настаивать на них, пока не перестанем пользоваться языком с ошибочной теорией. Однако наш традиционный словарь (а также заложенные в него теории и интерпретации), очень значимый для формирования нашего восприятия мира и человеческого взаимодействия, во многих отношениях остается примитивным. Он сформировался в давно минувшие эпохи, когда наш разум совершенно по-другому воспринимал то, что передавали наши чувства. Мы многое узнаём посредством языка, и все же значения отдельных слов вводят нас в заблуждение: мы пытаемся выразить наше новое и лучшее понимание явлений, но продолжаем употреблять слова, несущие архаические коннотации.

Вот подходящий пример: то, как переходные глаголы приписывают неодушевленным предметам сознательные действия. Подобно тому, как наивный или необразованный ум склонен одушевлять все, что движется, он также предполагает наличие разума или духа везде, где, по его убеждению, есть цель. Ситуация усугубляется тем, что в какой-то степени эволюция человека, похоже, повторяется на раннем этапе развития индивидуального сознания. В своем исследовании «Восприятие мира ребенком» (1929: 359) Жан Пиаже пишет: «Ребенок начинает с того, что во всем видит цель». Лишь позднее сознание начинает различать цели самих вещей (анимизм) и цели тех, кто их создает (артифициализм). Анимистические коннотации сопровождают многие из основных слов, особенно те, что описывают причины возникновения порядка. Выражения «факт», «быть причиной», «заставлять», «распространять», «предпочитать» и «организовывать» (незаменимые при описании безличных процессов) все еще вызывают у многих представление о каком-то наделенном сознанием субъекте.

Ярким примером является слово «порядок». До Дарвина его употребление практически всегда подразумевало одушевленное действующее лицо. В начале прошлого века даже такой видный мыслитель, как Иеремия Бентам, утверждал, что «порядок предполагает цель» (1789/1887, Works: II, 399). В самом деле, можно сказать, что до «субъективной революции» в экономической теории 1870-х годов в объяснении истории развития человеческих взаимоотношений преобладал анимизм (даже «невидимая рука» Адама Смита лишь частично развенчивала эту концепцию). Только в 1870-е годы стали яснее понимать регулирующую роль складывающихся в ходе конкуренции рыночных цен. Однако даже сейчас в изучении проблемы человека (кроме научных исследований права, языка и рынка) по-прежнему преобладает лексика анимистического мышления.

Нагляднейшим примером являются писатели-социалисты. Чем внимательнее изучаешь их работы, тем яснее становится, что они гораздо более способствовали сохранению, а не преодолению анимистического мышления и языка. Возьмем, к примеру, олицетворение «общества» в историцистской традиции, начало которой положили Гегель, Конт и Маркс. Социализм с его пониманием «общества», по сути, является поздней формой анимистических интерпретаций порядка, представленной в истории различными религиями (с их «богами»). Тот факт, что социализм чаще всего направлен против религии, вряд ли можно рассматривать как аргумент. Полагая, что любой порядок является результатом замысла, социалисты приходят к выводу, что порядок можно усовершенствовать, стоит только некоему высшему разуму придумать порядок получше. В общем, социализм занимает достойное место во внушительном перечне различных форм анимизма – примерный список предложил Э. Э. Эванс-Притчард в своей книге «Теории первобытной религии» (1965). Если принять во внимание сохраняющееся влияние анимизма, станет очевидно, что даже сегодня рано соглашаться с У. К. Клиффордом, дальновидным мыслителем, который еще при жизни Дарвина утверждал, что «для образованного человека целенаправленность не обязательно предполагает замысел, кроме тех случаев, когда присутствие человеческой деятельности вполне вероятно» (1879: 117).