Пагубная самонадеянность

Далее, от английского термина «рыночная экономика» нельзя образовать прилагательное, указывающее на целесообразность конкретных действий; оно было бы очень кстати. Поэтому некоторое время назад я предложил (1967/1978b: 90) ввести новый специальный термин, образованный от греческого слова, уже употреблявшегося в нужном смысле. В 1838 году архиепископ Уотли высказал идею называть «каталлактикой» теоретическую науку, объясняющую рыночный порядок, и время от времени этим названием пользовались; последний раз его упоминал Людвиг фон Мизес. Прилагательное «каталлактический», образованное от неологизма Уотли, употреблялось уже довольно широко. Эти термины особенно хороши тем, что греческое слово, от которого они произошли – katalattein или katalassein, – означает не только «обменивать», но также «принимать в сообщество» и «превращать из врага в друга», и это лишний раз свидетельствует о глубоком понимании древними греками подобных вопросов (Liddell and Scott, 1940, см. katallasso). Поэтому я и предложил новый термин «каталлаксия» для предмета науки, которую мы обычно называем экономикой, а саму науку, вслед за Уотли, именовать «каталлактикой». Полезность такого нововведения подтвердилась – первый термин уже приняли на вооружение некоторые из моих молодых коллег, и я убежден, что его широкое распространение сделало бы наши дискуссии более предметными.

Наша анимистическая лексика и неопределенное понятие «общество»

Приведенные примеры прекрасно иллюстрируют тот факт, что при изучении деятельности человека трудности понимания начинаются с определений и названия объекта исследований. Пожалуй, важнейшим из таких терминологических барьеров является слово «общество» – и не только потому, что со времен Маркса его использовали для размывания различий между правительствами и другими «институтами». Этим словом описывают множество систем взаимосвязей человеческой деятельности, так что можно сделать ложный вывод, что все такие системы однотипны. Это слово является одним из древнейших терминов, подобных, например, латинскому societas (образованному от socius – «лично знакомый кому-то товарищ или компаньон»); употреблялось оно для описания как реально существующего положения дел, так и отношений между людьми. Обычно это слово предполагало или подразумевало стремление к общим целям, которые достигаются только при сознательном сотрудничестве.

Как мы уже видели, одним из необходимых условий расширения человеческого сотрудничества за пределы индивидуального осознания является то, что люди начинают стремиться не к единым целям, а к соблюдению абстрактных правил поведения. Следуя правилам, мы всё больше и больше служим потребностям незнакомых нам людей и обнаруживаем, что наши собственные потребности точно так же удовлетворяются теми, кого мы не знаем. Чем шире пределы человеческого сотрудничества, тем меньше его мотивация соответствует традиционным представлениям о том, что должно происходить в «обществе», и тем менее значимым становится «социальное» – восходящее к древнему, устаревшему идеалу человеческого поведения. Люди все меньше осознают разницу между тем, что действительно характеризует индивидуальное поведение в группе, и пожеланиями, каким оно (в соответствии с древними обычаями) должно быть. «Обществом» стали называть любую группу людей, объединенных по какому угодно принципу, и при этом настаивать, что люди в ней должны вести себя как в первобытной группе.

Таким образом, слово «общество» стало очень удобным обозначением для любой группы людей, о структуре или принципе объединения которой знать не обязательно. Это слово люди часто употребляют, когда не вполне ясно представляют себе, о чем говорят. Тогда получается, что народ, нация, население, компания, ассоциация, группа, орда, банда, племя, спортивная команда, представители определенной расы или религии, посетители развлекательных мероприятий, а также жители любого населенного пункта – все это «общества».

Желание называть одинаково такие совершенно разные образования, как группа личных контактов и структура из миллионов людей, связанных лишь посредством сигналов, поступающих к ним по длинным и бесконечно сложным цепочкам обмена, есть не только фактическая ошибка. Почти всегда оно вызвано скрытым стремлением создать расширенный порядок по образу и подобию горячо любимого нами «товарищества». О такой инстинктивной ностальгии по малой группе хорошо написал Бертран де Жувенель: «Среда, в которой первоначально жил человек, остается для него бесконечно привлекательной. Однако любая попытка привить ее черты обществу в целом утопична и ведет к тирании» (1957: 136).