Пагубная самонадеянность

Сходство порядка человеческого взаимодействия с тем, как взаимодействуют биологические организмы, отмечалось довольно часто, и это неудивительно. Однако от такой аналогии было мало пользы, пока мы не сумели объяснить, как образуются упорядоченные структуры в природе. Теория эволюционного отбора дает нам ключ к пониманию общих принципов формирования порядка в жизни, сознании и межличностных отношениях.

К слову, некоторые из этих порядков (например, сознание) могут создавать порядки более низкого уровня, хотя сами не являются продуктом более сложных порядков. То есть следует признать – мы обладаем ограниченной способностью объяснить или сформировать порядок более низкой ступени и не можем сделать то же в отношении порядка более высокого уровня.

Мы обозначили общую проблему – препятствие для использования вроде бы понятных нам слов; можно также привести небольшой пример: даже Дэвиду Юму, выдающемуся мыслителю либеральной традиции, мешало недопонимание, вызванное этими ложными дихотомиями. Пример Юма очень показателен: для тех моральных традиций, которые я бы назвал «естественными», он, к сожалению, выбрал эпитет «искусственные» (скорее всего, заимствованный у теоретиков общего права, пользовавшихся термином «искусственный разум»). Ирония заключается в том, что после этого Юма стали считать основоположником утилитаризма, несмотря на то что он подчеркивал: «хотя правила справедливости искусственны, они не произвольны», и поэтому «нельзя сказать, чтобы термин “законы природы” не подходил для них» (1739/1886: II, 258). Он старался избежать неверных конструктивистских интерпретаций, поясняя, что «лишь предполагает, что люди сразу приходят к таким выводам, тогда как в действительности последние возникают незаметно и постепенно» (1739/1886: II, 274). (Такой прием шотландские философы-моралисты называли «предполагаемой историей» (Stewart, 1829: VII, 90, и Medick, 1973: 134–176); позднее его часто именовали «рациональной реконструкцией». Его использование в этой фразе Юма может ввести в заблуждение; младшему современнику Юма Адаму Фергюсону всегда удавалось этого избежать.) Как следует из приведенных высказываний, Юм вплотную подошел к идее эволюционного толкования; он даже осознал, что «ни одна форма не может существовать, если не обладает теми силами и органами, которые для этого необходимы: следует пробовать какой-либо новый порядок или структуру, и так беспрерывно, пока наконец не установится тот, что сможет обеспечивать и поддерживать себя сам»; и что человек не может «претендовать на исключение из участи всех других живых существ, [потому что] беспрестанная война происходит между всеми живыми существами» (1779/1886: II, 429, 436). Как уже говорилось, он практически признал, что «между естественным и искусственным находится третья категория, и ей присущи некие признаки и того, и другого» (Haakonssen, 1981: 24).

И все же велик соблазн попытаться объяснить принцип функционирования самоорганизующихся структур, показать, как подобную структуру мог бы сотворить разум; поэтому понятно, что некоторые последователи Юма продолжали употреблять использованное им слово «искусственный» в том же смысле, выстроив на этом утилитаристскую теорию этики, согласно которой человек сознательно выбирает для себя мораль, если считает ее полезной. Может показаться смешным, что утилитаризм приписывают человеку, который подчеркивал, что «правила морали не являются заключениями нашего разума» (1739/1886:II, 235), но для рационалиста картезианского толка К. А. Гельвеция такое ошибочное понимание было совершенно естественным. Принято считать, что именно у него Иеремия Бентам заимствовал основы своей теории (см. Everett, 1931: 110).

Хотя Юм, а также Бернард Мандевиль в своих работах на темы образования спонтанных порядков и эволюционного отбора постепенно начинают использовать так называемые понятия-близнецы (см. Hayek, 1967/78: 250, 1963/67: 106–121 и 1967/78a: 249–266), первыми этот прием применили Адам Смит и Адам Фергюсон. Работа Смита стала настоящим прорывом эволюционного подхода, который заметно потеснил стационарные воззрения Аристотеля. Энтузиаст, в XIX веке заявивший, что «Богатство народов» по важности уступает только Библии, стал мишенью для насмешек; но он, возможно, не так уж сильно преувеличивал. Даже последователь Аристотеля Фома Аквинский не мог не признаться самому себе, что multae utilitates impedirentur si omnia peccata districte prohiberentur – многое из полезного не могло бы произойти, если бы все грехи были строго запрещены (Summa Theologica, II, ii, q. 78 i).

Кое-кто называет Смита основоположником кибернетики (Emmet, 1958: 90, Hardin, 1961: 54), а недавние исследования записных книжек Чарльза Дарвина (Vorzimmer, 1977; Gruber, 1974) дают основания предполагать, что именно изучение трудов Адама Смита в знаменательном 1838 году привело Дарвина к его великому открытию.