Пагубные страсти населения Петрограда–Ленинграда в 1920-е годы. Обаяние порока

Во-первых, его объясняли историческими традициями: «В среде современной молодежи, и не только буржуазной, но отчасти и рабочей, господствует совершенно неправильный и уродливый взгляд на проституцию. Иметь общение с проститутками не только не считается деянием, которое надо скрывать, но даже, наоборот, в этом видят какое-то молодечество.

Над юношей 16–17 лет, который еще не начинал своей половой жизни, подтрунивают, называя его „красной девицей“, „бабой“, „размазней“ и другими „уничижающими“ прозвищами»[266].

Некоторые идеологи борьбы с этим социальным злом старались показать, что никаких объективных условий для его распространения в СССР нет: «В условиях нашего современного быта спрос на проституцию не может быть оправдан соображениями о каких-либо экономических и иных факторах. Спрос на проституцию есть пережиток старого, для которого в настоящем нет достаточных объективных условий. Пропаганда в борьбе со спросом должна вестись не в плоскости морали, а в плоскости выработки новых гигиенических навыков. Необходимо создать в рабочих массах такое настроение, которое сделало бы позорным факт пользования проституткой»[267].

Другие указывали на то, что как раз таки причин обращения к проституткам очень много, и они вполне объективны:

«Что толкает мужчину в объятия проститутки?

Причин этому очень много, и они очень разнообразны.

Прежде всего, перестала удовлетворять современного человека уже изживающая форма брака, который в большей или меньшей степени являлся экономической сделкой. Неудовлетворенный браком, муж ищет привязанности или, по крайней мере, половой радости на стороне, — и, естественно, всего легче находит их у доступной для всех продажной женщины.

Далее, толкают мужчину к проститутке опять-таки экономические факторы, которые огромному большинству трудящихся препятствуют своевременно вступать в брак. Создание своей семьи для городского рабочего или для пришедшего в город на заработки крестьянина стало непосильным расходом и недоступной роскошью, — и они вынуждены, вместо здорового, нормального полового общения в браке, довольствоваться ласками публичной женщины»[268].

Предполагалось, что не только нравственное перевоспитание, но и элементарное улучшение жилищных условий будет способствовать решению проблемы. Во всяком случае, так считал доктор А.Н. Каров: «Оздоровление труда и быта (жилищных условий, условий питания и иных) должно лишить дома терпимости притягательной силы мест, где мужчина может искать забвения и встряски, ибо все безобразие и вся гибельность такой встряски для человека станет тогда ясной всем, да и сама встряска, в виде удовлетворения низших инстинктов человека, станет ненужной культурным людям»[269].

Еще одну из причин видели в том, что иногда называют советской «сексуальной революцией»: либерализация семейного законодательства, сексуальное раскрепощение женщины, освобождение интимных отношений от нравственного диктата церкви. В массе своей прогрессивные и обогнавшие свое время на десятилетия, на местах они могли получать весьма своеобразные интерпретации, вроде желания мужчин одной комсомольской ячейки обобществить девушек-комсомолок или обсуждения возможности многоженства.

Если до Первой мировой войны почти 48 % молодых горожан начинали сексуальную жизнь с проститутками, то в 1921–1923 годах — менее 4 %[270]. «Зачем быть монахом?» — писал в 1927 г. в газету «Смена» один из «передовых» молодых людей. С его точки зрения, «о публичных домах говорить не приходится, это те же “белые рабыни”, это дикость и некультурность. Но вечерка — дело другое, девушка идет из-за удовольствия (после разных двух парней не забеременеешь)»[271].

В глазах обывателя, тем более ревнителя нравственности, различные «вечорки» превращались в оргии, свободные девушки — в ветхозаветных блудниц, а коммуны — в публичные дома.

«Один комсомолец допрашивал своего отца:

— Сознайся, — говорю, — неужели вы в ваше молодое время с девушками не гуляли и не жили до самой свадьбы?

— Ну да, — говорит, — вас, умников, не было нас обучить»[272].

В наиболее гротескных и развратных формах подобные девиации описаны в нашумевших книгах 1920-х гг., пользовавшихся необычайной популярностью: «Луна с правой стороны, или Необыкновенная любовь» Сергея Малашкина и «Без черемухи» Пантелеймона Романова, в которых описываются темные стороны жизни советской молодежи. «Луна с правой стороны» посвящена трагической судьбе комсомолки Татьяны Аристарховой. Вечеринки, напоминающие оргии, с комсомольцами, провозглашающими свободу любви, анаша и алкоголь, нежеланная беременность привели ее к попытке самоубийства: «Теперь все комсомолки курят, плюются через колено не хуже мужчин, обрезают волосы, ругаются и даже, чтобы не отстать от мужчин, стараются ходить… тоже по-мужски»[273].