Распространенным хулиганство было и среди воспитанников детских домов, например, 24 сентября 1927 г. в 67-м детском доме, «где помещаются переростки, воспитанники, вооружившись камнями и палками, стали избивать дежурных воспитателей и бить стекла»[433]
.Центрами хулиганства становились и места, которые предназначались для культурного досуга. Так, городские сады и парки при определенных обстоятельствах превращались в места, наполненные криминалом, опасные для обывателя.
В милицейскую сводку происшествий по городу за 7–8 июня 1925 г. попала информация о двух попытках изнасилования, происшедших в Екатерингофском саду около часа ночи. Двум женщинам удалось убежать, но одна стала жертвой группового изнасилования, причем одному из задержанных преступников было всего 14 лет. В ту же ночь в Василеостровском саду произошел инцидент со стрельбой: «Во время гулянья кем-то из гуляющих был произведен выстрел. Прибывшим постовым милиционером был задержан один неизвестный гр<ажда>нин. При попытке милиционера отправить задержанного в Отделение со стороны собравшейся толпы было оказано сопротивление, но прибывшим на место учнадзирателем, а также членами комиссии по борьбе с хулиганством, после произведенных в воздух нескольких выстрелов, порядок был восстановлен»[434]
.Не только ночью, но и днем гуляющие в саду могли стать жертвой хулиганов: «Вся культработа клубов двух ленинградских гигантов „Путиловца“ и „Треугольника“ перенесена на воздух в сад 1 Мая. Несмотря на сравнительно порядочный срок открытия (15 мая), работа идет далеко не шибко.
Ходит в сад в будние дни исключительно молодежь.
А работает около 30 тысяч рабочих, не говоря о других фабриках и заводах.
Главная из причин — это хулиганство.
Примеров — сколько угодно. На днях почти всех отдыхавших в саду оплевали. После этого рабочий вряд ли пойдет второй раз в сад. Кроме того, пьяные хулиганы (хотя есть особое постановление пьяных в сад не пускать) пристают к рабочим.
Драки — частое явление. Надо принять меры к искоренению хулиганства»[435]
.В 1920-е гг. у властей не доходили руки до садов и парков. Некогда блестящий Екатерингофский парк (на Нарвской стороне, в 1930-е гг. после реконструкции получил название «Парк имени 1 Мая», впоследствии — Парк культуры и отдыха имени 30-летия ВЛКСМ), в XIX в. не уступавший по популярности Летнему саду, после Гражданской войны представлял собой жалкое зрелище.
Хотя советская власть и пыталась создать на базе зеленых участков новый, чистый, свободный от старых мещанских традиций вид досуга (напомним, что, помимо места для прогулок, сады и парки были территорией, на которой проводились торжественные шествия, мероприятия, заседания, митинги, наконец, именно в садах и парках города жители могли летом посидеть в ресторанах, сходить в летний театр или кинотеатр, поиграть в различные игры и даже прокатиться на аттракционах), пролетариат продолжал воспринимать сады и парки как место своеобразного бегства от рутины работы и надсмотра начальства и семьи и поэтому зачастую использовал сень деревьев для проявления девиантного поведения. Отсюда и огромное количество заметок, публикаций о хулиганстве, пьянстве, разбое на территории садов и парков[436]
.Даже официальные фабричные места культурного досуга, вопреки замыслам советских руководителей, в 1920-е — начале 1930-х гг. зачастую становились площадками для проявления девиантного поведения. В рабочих клубах процветало хулиганство, кооперативные столовые превращались в пивные, в «красных» уголках играли в карты и т. п.
Газета «Ленинградская правда» писала 6 января 1926 г. о кинотеатре «Красного путиловца»: «Не пройдет ни одного концерта, киносеанса, ни одной лекции, чтобы местная шпана не напомнила о себе: то шапку собьют с кого-нибудь, то растащат товар с буфета, то ни за что ни про что осмеют, освищут артистов». В том же номере газеты опубликована заметка «Прочь пьянку из рабочих столовых!»: «В некоторых столовых возрождается старый угарный быт, свойственный прежним трактирам. Часть посетителей напивается, скандалит, бьет посуду и отпугивает этим от столовых не только работниц-одиночек, но и семейных рабочих». На следующий день рабкор с фабрики «Скороход» сообщал: «Взял собственную жену и пошел (в клуб. —