Пагубные страсти населения Петрограда–Ленинграда в 1920-е годы. Обаяние порока

Власть и общественность шокировало не только изуверство преступников, но и то, что большинство участников банды были теми, кто должен являться цветом нового советского общество — рабочие, дети рабочих, почти половина комсомольцы или кандидаты в члены партии. Криминологический кабинет Ленинградского губсуда обратился к анкетному изучению 25 человек, привлеченных по делу: «12 из них — в возрасте от 21 до 24 лет, 5 — от 19 до 20. По национальности, кроме одного поляка, все русские, родом из деревни тоже был лишь один, остальные — коренные ленинградцы. Все они трудящиеся (24 — рабочие, 1 — служащий) и дети трудящихся. Только трое не имели определенной специальности и работали в качестве чернорабочих, 12 квалифицированные слесари. Заработок, по рабочим меркам, у них тоже был в основном достойным — от 51 до 100 руб. у 11, более 101 руб. у семерых. Пятеро женаты, но только у одного были дети. При этом в одиночестве жил только один, тогда как в семьях из 4–7 человек — 23. У более чем половины до сих пор были живы родители, у восьми уже умер отец; 16 сообщили, что их воспитывала мать, и 18, что материальное положение семьи в детстве было достаточным. Хуже обстояло с грамотностью родителей — оба грамотными были только у 9 человек, только отец — у 15 человек. В детстве 19 человек проводили время на улице и во дворе. Проводившие обследование обратили внимание на то, что семеро преступников имели на теле татуировки, что связали с дурными примерами, почерпнутыми в детстве на улице. Более двух третей подвергалось в детстве телесным наказаниям, 14 человек обучалось в школе 3–4 года, 9–5–7 лет. Клубы посещали 19 человек, кино — 24, предпочитая «трюковые» и исторические. 15 человек были беспартийными, 2 — кандидаты в члены ВКП(б), 8 — комсомольцы. 11 человек сообщило, что первое половое сношение имело с проституткой, 17 начали потреблять алкоголь в возрасте 18–20 лет, пятеро — 15–17 лет. Описывая свое состояние в нетрезвом виде как спокойное — 19 человек, что явно контрастировало с их поступком. Ранее судимые шесть человек, двое — за хулиганство. При этом, задавая вопрос „Что же такое хулиганство?“, опрашивающие получали следующие ответы: „Хулиган не удержит самого себя“, „хулиган хуже вора — всем наносит вред“, „хулиганство — неуважение к обществу“, „сейчас всякий может быть хулиганом — всякий пьяный может толкнуть“, „выбить стекло — хулиганство“, „наше дело тоже хулиганство“, „хулиганить — приставать ко всем“, „ломать, драться“, „ни за что ударить“. Интересно, что большинство считало лучшим способом борьбы с этим злом тюремные сроки, и только трое заявило, что хулиганов „надо просвещать“»[450].

Чубаровцы своим преступлением дискредитировали всю культурную политику большевиков, стали символом несостоятельности большевиков организовать просвещение молодежи. Реакция власти поэтому была особенно жесткой, процесс стал показательным. Судили их не по статье о хулиганстве, предусматривавшей не соответствующее их преступлению мягкое наказание, и даже не за групповое изнасилование, а за бандитизм, и 7 человек приговорили к смертной казни [451].