Пахарь

Я обошла квартиру. Простор, уют. Две комнаты и застекленная веранда, которые ждали меня в Ташкенте, были ничто в сравнении с этим особняком. Но я готова тесниться. Взгляд мой задержался на репродукциях Ван Гога. Я задумалась. «Пахарь», «Сеятель», «Жнец». Простые, ясные, чистые образы. На этих людях держится мир. Какая чарующая философская глубина, какие могучие обобщения! Этим и замечателен гений — полнотой отображения человеческого в человеке. Я сняла картины и положила в чемодан. Эти репродукции с полотен великого голландца говорили мне о Диме все. С потрясающей откровенностью. «Не жди меня, — говорили они, — я занят своим делом, я при деле. Видишь, как я нужен этой земле!» В Ташкенте я повешу их на самом видном месте. И буду говорить гостям, не вдаваясь в подробности, что это любимые картины Димы. Что он сам сошел на землю с одной из них.

Диму удручает мой отъезд. Но он крепится. Он ровен, а временами и весел. Вблизи все это грустно, сложно и утомительно. Я никак не обрету душевного равновесия. Может быть, я теперь вообще не обрету его. Как к этому относится Дима? Он не говорит, но вывод из того, что я наблюдаю, напрашивается один: баба бесится. А если не бесится? Совсем не бесится, дражайший Дмитрий Павлович. Баба верит в великий принцип нашей жизни: «От каждого по способностям». От каждого — значит, и от меня тоже. Раз я могу дать больше, то и должна давать. Все просто. Тогда отчего же горько на душе?

Дима подъехал к началу программы «Время». Надел белую рубашку. Богатырь! А богатырю уже сорок. Но можно расти и дальше. Кто сказал, что достигнутое — потолок, предел стремлений и возможностей? Есть простор, есть перспектива. Идет интенсивное накопление опыта, творческий потенциал личности становится все богаче, все весомее. Дмитрий Павлович Голубев — перспективный товарищ. А я, его жена?

Началась трансляция «Голубого огонька». Дима сел рядом, обнял меня. Его тяжелая рука приятно согревала. Хотелось, чтобы так было всегда. Я положила голову ему на плечо. Так мы сидели долго. Концерт я почти не слушала, а слушала то, что было внутри меня. «Расчетливая, бессердечная», — наверное скажут про меня. Все не так. Как сложно правильно понять и оценить человека. Как порой поверхностны и смехотворны наши оценки. Дима ничего не говорил мне, а я ничего не говорила ему. Все было обдумано-передумано и сказано-пересказано. Как я теперь понимала, Дима не обманывал меня, обещая уехать вместе со мной в Ташкент. Он искренне верил в такую возможность. И так же искренне не хотел ее осуществлять. Ладно. Чего ж теперь об этом!

В половине двенадцатого раздался требовательный стук в дверь.

— Кто бы это мог быть? — воскликнула я.

Петик помчался к двери.

— Это Дед Мороз! — выпалил он. — Я сам, сам открою! — Он с утра ждал этой минуты и теперь сгорал от нетерпения.

Дверь открылась. На пороге стоял Дед Мороз в просторных валенках, белой шубе, белой меховой шапке с крапинками конфетти и с огромной, до пояса, седовласой бородой, которая искрилась, словно на ней осел иней.

— Ура! — закричал Петик. — Дед Мороз, настоящий!

— Здравствуй, мальчик! — сказал Дед Мороз густым, сильным голосом Сабита Тураевича. Рука его совершила плавное движение и опустилась на голову Петика. — Тебя как зовут?

— Петя.

— Ты маме всегда помогаешь?

Сын замялся. Он боялся сказать правду Деду Морозу и боялся сказать неправду; правда, он чувствовал, Деду Морозу может не понравиться.

— Помогаю! — выговорил он тихо.

— И кем ты желаешь стать, когда вырастешь?

— Солдатом.

— На тебе оружие и солдатское обмундирование. — Он протянул Пете маленький рюкзак, в котором была пластмассовая каска со звездой, сапоги, пластмассовый автомат, пистолет, маленькие бронетранспортер и танк. — Доложишь, как будет идти обучение солдатской науке.

Петя схватил рюкзак двумя руками и ретировался в свою комнату, чтобы в одиночестве насладиться подарком.

— Есть ли в этом доме еще дети? — спросил Дед Мороз.

— Я! — выступил вперед Кирилл. — Только вы не настоящий Дед Мороз, а переоделись. Разрешите, я дерну за бороду!

— Дерзкий! Я откушу тебе руку! — громко прошептал Дед Мороз, присев на корточки и грозно смотря снизу вверх на лукавое лицо подростка.

— А я вас узнал! Узнал! Узнал! — Кирилл обнял Деда Мороза. — Не бойтесь, я не проговорюсь брату.

Получив свои подарки, Кирилл даже не полюбопытствовал, что в свертках. Дареное никуда от него не уйдет. Ему гораздо интереснее было находиться в обществе взрослых, слушать, запоминать. Ему уже нравился мир взрослых, он подходил к его порогу.

— Есть ли в этом доме еще дети? — в третий раз спросил Дед Мороз.

— Вы же знаете, что нет, — сказал Кирилл.

— Я! — Я опередила Диму. — Я последняя, больше у нас нет маленьких. Я умею танцевать, петь и играть в дочки-матери. Я хочу, чтобы Дед Мороз никуда не уходил и встретил Новый год с нами.

Мед Мороз потряс мешком с подарками. Громко хлопнув, пробка от бутылки шампанского ударилась в потолок, отскочила и затанцевала на полу.

— Вот сейчас мы выпьем за Деда Мороза, — сказал Дима, разливая шампанское.