Пахарь

— Как и их папаша! — пробасила трубка.

— Они ведь в тебя!

— Но, когда им надо, они бывают и в тебя.

Намек, который еще предстоит разгадать. На досуге. Мы еще поговорили, то да се, дела сегодняшние и завтрашние, не несущие загадок, но безжалостно поглощающие нашу энергию и время. Все, значит, в порядке и у меня, и у него.

— Ты не сердишься? — спросила я.

— Понимаешь, нисколько.

— Тогда и я нисколько. — Я подумала, что, наверное, толкала его на предательство. Мой отъезд из Чиройлиера был логичен, его же отъезд был бы нелеп. Почему эта простая мысль посетила меня так поздно?

Мы поцеловали друг друга на расстоянии, и я дала трубку Кириллу. Кажется, все становилось на место, никто не совершал необдуманных, неумных поступков. Беспокойство мое улеглось, родные стены и то, что Дима не сердился на меня, вернули уверенность. Замелькали дела. Утром следующего дня я навестила родителей и оставила у них мальчиков. Сама помчалась в районо. Петика надо было устроить в садик. В районо я оказалась одним из многих тысяч просителей места в детское дошкольное учреждение. «Мамаша, записывайтесь в очередь и приходите летом — возможно, ваша очередь приблизится», — заявили мне. Я собралась возразить, но очередь искусно выдавила меня из своих рядов: «Гражданочка, что же вам не ясно? Вам объяснили: приходите летом». Я поняла, что избрала путь, который не ведет к достижению цели. Снова поехала к родителям и забрала детей.

В школу Кирилла оформили быстро, я заранее побеспокоилась о том, чтобы у меня на руках были все документы. Хоть тут не надо было просить. Но что делать с Петиком? Мать и отец были слишком немощны, чтобы смотреть за шустрым сорванцом. Но дело даже не в этом. Чтобы не рос белоручкой и умел постоять за себя, Петику нужна компания сверстников. У кого спросить совета? «Возникнут сложности — иди в главк», — наказал Сабит Тураевич. Он, кажется, предвидел мои мытарства. Я обратилась в главк и без проволочек получила направление. В квартале от дома был замечательный ведомственный садик, надо только перейти улицу Навои. Никакой записи в очередь, все решилось в три минуты. «Да здравствует ведомственность!» — чуть не крикнула я. И все же я не могла не вспомнить, что в Чиройлиере, возраст которого не идет ни в какое сравнение с возрастом Ташкента, нет проблемы устройства детей в ясли и садики, и нет матерей, не работающих только потому, что им не с кем оставить своих малышей.

До вечера было далеко, и я заперла Петика и поехала с Кириллом на базар. Мы привезли четыре сумки с картофелем и луком, редькой, яблоками. Дима всегда забывал о таких обыденных вещах, как обеспечение семьи продуктами. Или прикрывался мнимой забывчивостью, как щитом, чтобы не использовать в личных целях свое высокое служебное положение. Демократичный до мозга костей, он признавал за собой одну привилегию — задавать тон в работе. Личный пример, обязательность и надежность и создали ему авторитет, какого не имели многие руководители более высокого ранга.

Теперь я могла позвонить Березовскому. Я набрала номер. Зачастило сердце. «Как девочка, — сказала я себе. — Спокойнее, Оля!»

— Слушаю вас! — возвестила трубка густым, прокуренным голосом с хрипотцой. Это был очень знакомый голос.

— Приветствую вас, Евгений Ильич!

Трубка загудела, заурчала, разволновалась, задышала шумно, прерывисто. И наконец исторгла жизнерадостный возглас:

— Да здравствует Ольга Тихоновна! Рад необычайно. После долгих странствий — и в родной дом, а? Что может быть лучше и естественнее, а?

— Так вы и про блудного сына вспомните, — сказала я. — Но это будет неправильно. Не моя взбалмошная воля, а обстоятельства разлучили меня с лабораторией.

— Ура обстоятельствам за то, что они меняются! Приказ о вашем зачислении на работу я оформлю сегодняшним числом.

— Давайте доживем до понедельника.

— Не забывайте, что в лаборатории вы были самой светлой личностью.

— В таком случае, я страшно потускнела. Меня можно дисквалифицировать.

— Чур не прибедняться! Я держу для вас знатную тему, даже две. Танцуйте и благодарите.

— Не томите, пожалуйста.

— И не просите. Вот пожалуете собственной персоной и выберете. Я пока распоряжусь приготовить вам кабинет, стол. Могу поместить вас на южной стороне, могу — на северной, я сейчас богат свободными помещениями по причине незаполненности штатов. Хотите иметь кондиционер? И за этим не постою.

— Эдак я могу и о персональной машине заикнуться.

— Этим благом не располагаю, а то бы, честное слово, поделился. Ну, решайте. Юг? Север?

— Юг и кондиционер, — сказала я, вспомнив, что с юга заходят на посадку самолеты. Я любила смотреть, как лайнеры снижаются или, наоборот, с грохотом вонзаются в белесое небо.

— Где еще в Ташкенте вас бы так встретили?

— Нигде, Евгений Ильич, нигде, миленький.

— А Дмитрий Павлович в главк идет или в министерство? Или оставляет за собой ниву практики?

— Оставляет, — сказала я. — Его нива никуда не переместилась.

— Это плохо, — сразу заключила трубка, — это непорядок.

— Посмотрим.

Евгений Ильич поубавил свой восторг.

— Не отпустили? — спросил он после паузы.