О чем это говорит? Вспоминая, Клейст умолчал о главных пунктах своего поручения. Поскольку визит к Астахову состоялся «вскоре» после того, как в страстную пятницу, 7 апреля, Клейст получил задание от Риббентропа, нужно полагать, что он (или Фритц Чунке) самое раннее в понедельник пасхальной недели мог установить контакт с советским представительством и встреча, вероятно, была назначена на вторник, являвшийся первым рабочим днем. Но ведь в пасхальный вторник, 11 апреля, Гитлер подписал распоряжение вермахту относительно военного разгрома Польши (план «Вайс»).
Очень возможно, что в тот день Клейст должен был обратить внимание Астахова на то, что поход Германии против Польши не приведет к осложнениям с Россией, если только своевременно будет достигнута договоренность. В таком случае Германия и Россия могли бы даже «вместе делать большую политику». Если все происходило именно так, то можно считать, что правительству Сталина было сделано первое предложение о разделе Польши. Подобное толкование находит косвенное подтверждение в записи Геббельса, сделанной в понедельник, 10 апреля, в которой он, комментируя заключение пакта о взаимной помощи между Лондоном и Варшавой, заметил, что Польша когда-нибудь дорого за это заплатит. «Так, — писал он, — начиналось и в Чехословакии. Закончилось все разделом страны»[475]
. С советской стороны положительной реакции на это предложение, по всей видимости, не последовало.Но вернемся к предложению об установлении контакта. В изложении Клейста этот визит в советское полпредство представлен как результат инициативы Астахова, как якобы недвусмысленное советское предложение Германии. Более поздние исследования подхватили это утверждение. Однако нет никаких сомнений в том, что на самом деле речь шла о германской инициативе, исходившей от Риббентропа, возможно, с ведома Гитлера. По мнению Сиполса, знакомого с советскими документами, эта инициатива имела своей целью «ослабление напряженности в отношениях» между Германией и СССР[476]
.Отчет Клейста за 1944 г. подтверждает, что инициатива исходила от германской стороны. Клейст в сентябре — октябре 1944 г. по поручению Гиммлера предпринял — и снова безуспешно — новые попытки побудить Советы к сближению с гитлеровским рейхом. В своем заключительном отчете Гиммлеру, отпечатанном «шрифтом фюрера» и предназначенном для доклада Гитлеру, Клейст, оглядываясь назад, ссылался на свой первый контакт подобного рода. Он писал: «Мне хотелось бы заметить, что в 1939 г., в ходе подготовки советского пакта, установить контакте Астаховым, бывшим поверенным в делах в Берлине, мне помог майор Фритц Чунке»[477]
.Явный провал этой неудачной первой попытки достичь взаимопонимания с советским представительством убедил заинтересованных лиц в МИД в том, что нужно как можно скорее предпринять соответствующий зондаж на более высоком уровне.
Первые дипломатические контакты: Вайцзеккер — Мерекалов
В обстановке растущей «драматической напряженности»[478]
представители немецкой дипломатии, занимавшиеся Россией, стали возлагать свои надежды на Москву и Лондон. С начала апреля 1939 г. и особенно после захвата Албании союзницей Германии Италией Москва развернула в печати новую кампанию за создание «прочной системы коллективной безопасности против фашистской агрессии» и возрождение идеи о коллективном фронте обороны[479]. В западных столицах главы правительств Невилл Чемберлен и Эдуард Даладье испытывали давление со стороны оппозиции, общественного мнения и дипломатических служб своих стран. Особенно настойчиво дипломаты предостерегали от подталкивания Сталина в объятия Гитлера[480]. С точки зрения малых стран Центральной и Восточной Европы, которые после потрясения Мюнхена чувствовали себя покинутыми великими державами, наступили наконец радикальные перемены. «Европа, казалось, проснулась, чтобы перед лицом опасности вновь продемонстрировать свое единство и солидарность»[481].На стороне западных держав выступили также Соединенные Штаты Америки, направив 14 апреля Гитлеру и Муссолини послание президента Рузвельта[482]
. Советское правительство приветствовало такое развитие, от его имени Калинин телеграммой выразил благодарность Рузвельту. Московская печать опубликовала телеграмму 16 апреля[483], а 22 апреля — полный текст ноты Рузвельта. Казалось, великие державы сплачивались против Гитлера.