Пакт. Гитлер, Сталин и инициатива германской дипломатии. 1938-1939

В результате заявлений о гарантиях (11 апреля Англия подтвер­дила гарантии Греции[484], а 13 апреля Франция и Англия публично заявили о гарантиях Румынии и Греции) для германской диплома­тии сложилась новая ситуация, при которой заметно сузились дипло­матические возможности приобретения союзников, оказания давления или политического запугивания. Германия оказалась в меж­дународной изоляции. Правда, с точки зрения Гитлера, западные га­рантии странам Центральной и Юго-Восточной Европы «не стоили ломаного гроша» и существовали лишь «на бумаге»[485]. Такого же мне­ния придерживалась и советская сторона. Они могли стать действен­ными лишь в том случае, если бы Советское правительство присоединилось к ним. Психологический эффект устрашения, кото­рого прежде всего хотел достичь Чемберлен заявлениями о гарантиях, повлиял прежде всего на германскую дипломатию. Военно-политическое устрашение Гитлера было возможно только при последователь­ном участии СССР. Этот факт совершенно четко отразил Черчилль в речи в палате представителей 13 апреля, когда подчеркнул, что «время полумер» прошло и речь идет о том, чтобы «включить Совет­ский Союз без всяких оговорок в наш блок защиты мира»[486].

Первым шагом, отражавшим вновь пробудившийся британский ин­терес к системе всеобщей безопасности, явилось возобновление 14 ап­реля переговоров с СССР[487]. В тот же день последовало французское предложение[488] 15 апреля — первая английская нота[489]. В ней со ссылкой на обещание поддержать страны, независимость которых ока­жется под угрозой, высказанное Сталиным в речи на XVIII съезде пар­тии, содержался призыв присоединиться к англо-французскому заявлению о гарантиях. Такое заявление, указывалось в ноте, норма­лизовало бы международное положение и доказало бы надежность обе­щаний Сталина.

Желание Англии Советское правительство сочло неприемлемым. Сомневаясь относительно эффективной военной помощи Запада Поль­ше и Румынии, оно также опасалось, что подобного рода заявление мо­жет отразиться и на Прибалтийских государствах, чью независимость западные державы не гарантировали. В случае германской агрессии против Польши и Румынии на долю СССР выпали бы основные тяготы, а в случае агрессии против Прибалтийских государств — все тяготы, связанные с обороной. В обоих случаях Советскому Союзу пришлось бы, вероятно, одному воевать с Германией, то есть цель западных «под­жигателей войны» была бы достигнута, и возникла бы крайне «опасная ситуация», которой СССР стремился избежать во что бы то ни стало[490].

Вместо ответа 17 апреля Литвинов передал послу Сидсу (а 18 апре­ля Майский — Галифаксу) советское детально проработанное контрпредложение относительно заключения пакта между Англией, Францией и СССР[491]. Речь шла о заключении договора о взаимной во­енной помощи трех великих держав сроком на пять-десять лет. Они обязывались оказать немедленную военную помощь любому из под­вергшихся нападению государств Восточной Европы, «расположенных между Балтийским и Черным морями и граничащих с СССР», а «после открытия военных действий не вступать в какие бы то ни было перего­воры и не заключать мира с агрессорами отдельно друг от друга». Одно­временно с подписанием договора предполагалось подписать и военную конвенцию. Это предложение, с советской точки зрения, представляло «последнюю попытку СССР предотвратить войну»[492]. В соответствии с классическими принципами внешней политики Литвинова оно было направлено на создание совместно с западными державами эффектив­ного коллективного оборонительного фронта при (пассивном) участии в нем стран Восточной и Юго-Восточной Европы, включая Турцию. Подобное предложение поставило западные державы перед трудным выбором.