Пакт. Гитлер, Сталин и инициатива германской дипломатии. 1938-1939

В частном письме Шуленбург писал в Берлин, что Москва в эти жаркие дни является «центром мировой политики. Нас заваливают длинными телеграммами; шифровальщики буквально выбиваются из сил. В конце недели сюда прибывают военные миссии англичан и фран­цузов. Их переговоры будут очень трудными. Я им не завидую!.. Я на­деюсь, что войну можно все-таки предотвратить. Однако сегодня все так перепуталось, что никто не может с уверенностью сказать, что при­несет следующий день. Ничего не остается, как надеяться на лучшее!!! Стараюсь сохранять чувство юмора, хотя это не всегда удается. Так много всего, что может привести в отчаяние. Но ничто не поможет! На­до вещи принимать такими, каковы они есть, а не такими, какими мы хотели бы их иметь»[948].

Через своего посла Гитлер выдал Советскому правительству карт-бланш[949]. Посольство все сильнее осознавало надвигающуюся угрозу войны. Шуленбург пока еще не думал, что Гитлер решится на агрес­сию, «если Германия в результате взаимопонимания с Москвой сама станет неуязвимой»[950]. Своими тщательно взвешенными отчетами он старался не давать в руки Гитлеру никаких козырей и выиграть как можно больше времени, чтобы создать действительно прочную основу для переговоров. Поэтому читателям своих отчетов он часто загадывал загадки[951]. В окружении Риббентропа сложилось впечатление, что Мо­лотов благосклонно выслушал предложения (Гитлера), но что Шулен­бург не смог достаточно настойчиво использовать его настроение. Недовольство Риббентропа и Гитлера поведением Шуленбурга было настолько сильным, что именно в эти дни, последовавшие за первой об­надеживающей беседой с Молотовым, они решили вполне определенно переговоры продолжить в Берлине, а когда советская сторона возрази­ла, то вознамерились поручить вести переговоры в Москве другому ли­цу. Выбор Риббентропа пал на рейхсминистра без портфеля, руководителя имперского правового ведомства НСДАП д-ра Ганса Франка, который должен был в сопровождении Шнурре выехать в Мос­кву и заменить посла[952]. Невероятная спешка, в которой Риббентроп добивался советского согласия, помешала этой замене.

Между тем своими заявлениями от 3 августа Шуленбург в значи­тельной степени помог Советскому правительству прийти к определен­ному решению. 4 августа Молотов поручил Астахову[953] следующим образом ответить на вопросы Шнурре:

«1. По первому пункту мы считаем желательным продолжение об­мена мнениями об улучшении отношений, о чем мною было заявлено Шуленбургу 3 августа (эта вторая часть отсутствовала в записи беседы Шнурре[954]. —Я.Ф.).

2. Что касается других пунктов, то многое будет зависеть от исхода ведущихся в Берлине торгово-кредитных переговоров». 5 августа[955] Ас­тахов провел с Шнурре беседу «в духе» полученных указаний[956], доба­вив, что в любое время готов выслушать мнение германской стороны. Шнурре такой ответ показался недостаточным, и он обратил внимание на то, что переговоры о кредитах могут занять еще полторы-две недели и что «вряд ли стоит задерживать обмен мнениями из-за них». Как вспоминает нынче д-р Шнурре, это было первый раз, когда Астахов его пригласил, чтобы передать следующую общую инструкцию от Молото­ва: «Советская сторона готова к обмену мнениями! Однако Астахов за­явил это без всяких уточнений. О Польше ни слова!!»[957] На вопрос разочарованного Шнурре, нет ли у Астахова для подобной беседы «еще и других полномочий», последний ответил отрицательно. Все же вопро­сы, подлежавшие обсуждению между Германией и СССР, Астахов на­звал «срочными и серьезными». У Шнурре сложилось впечатление, что, делая первым условием дальнейшего политического сближения успешное заключение торгового договора, Сталин заполучил в свои ру­ки «тормозной рычаг», с помощью которого он мог сдерживать стремле­ние немцев ускорить обмен мнениями и выгадать нужное время, чтобы довести до конца переговоры с западными странами.

Уже 8 августа Астахов сообщил Молотову, что по всем признакам подписание торгово-кредитного соглашения не за горами («если, ко­нечно, не произойдет каких-либо сюрпризов, на которые немцы такие мастера»)[958].