Шуленбург ответил, что сейчас уже не удастся «застать на месте ответственного чиновника Наркомата иностранных дел» и что он сможет выполнить это поручение лишь в понедельник, 21 августа[1103]
. Он ожидал в посольстве приема «правительственной телеграммы».Между тем он писал в личном письме в Берлин: «Мы все еще находимся здесь в центре мировой политики. В настоящее время здесь ведут переговоры британские и французские военные, пока без видимого успеха. А у нас громадная работа; мы завалены телеграммами и т.д.... Вчера ночью в Берлине подписано германо-советское экономическое соглашение, что при нынешнем политическом положении означает больше, чем может показаться. Но ты должна и дальше держать большой палец... по меньшей мере еще 10 дней. Пока неясно, поеду ли я в Нюрнберг, но я думаю, что да, хотя, может быть, и с небольшим опозданием... Сегодня 21 августа (подчеркнуто двойной чертой, —
Я сейчас прямо из Кремля. Когда ты получишь это письмо, тебе уже будет известно из газет о крупном успехе. Это дипломатическое чудо! Его последствия невозможно предвидеть. Мои шифровальщики не спали уже несколько ночей, я тоже слегка утомился. А нам предстоят еще несколько дней высочайшего напряжения. Но теперь это не имеет значения, после того, как принято решение, которого мы добивались и желали. Надеюсь, что обстоятельства не испортят того, что сейчас в полном порядке. Во всяком случае свою задачу мы выполнили. Мы добились за три недели того, чего англичане и французы не могли достичь за многие месяцы! Лишь бы из всего этого вышло что-нибудь хорошее!»[1104]
РОЖДЕНИЕ ПАКТА ГИТЛЕРА — СТАЛИНА 21—23 АВГУСТА 1939 ГОДА
Беспокойство, испытанное послом в ночь с 20 на 21 августа, имело под собой веские основание: передав советский проект пакта о ненападении, он при самых неблагоприятных обстоятельствах сделал возможным оживление политики Рапалло. Тем самым Шуленбург выполнил задачу, которую он унаследовал от своего предшественника и поставил перед собой. Дипломатическая инициатива достигла своей цели. Дальнейшие действия германской стороны должны были теперь состоять, собственно, лишь в осуществлении технического аспекта заключения договора, а за это ответственны были прежде всего эксперты по международному праву и, наконец, сам министр иностранных дел. Фактически, как отмечал, не преувеличивая значимости проделанного, Риббентроп, «дипломатически подготовленным мероприятием было заключение пакта о ненападении между двумя странами»[1105]
. Этого, однако, было недостаточно для беспрепятственного осуществления планов Гитлера. Для действенной изоляции Польши требовалось молчаливое согласие Сталина. Поэтому Гитлер в последний момент лично вмешался в события: не считаясь с проделанной дипломатами подготовительной работой, он разыграл свой главный козырь.Полученное по телеграфу сообщение статс-секретаря о том, что в ближайшее время «предстоит передать Сталину важное послание Гитлера», предвещало столь же нетрадиционный, сколь и ненужный и опасный с позиций германской дипломатии шаг, который мог нанести ущерб проделанной дипломатической подготовке: ведь речь шла о «конкурентной скачке с англичанами за русскую благосклонность»![1106]
Посол, который в течение многих трудных месяцев искусно плел нити, ведущие к заключению пакта о ненападении, не без оснований опасался, что личное вмешательство Гитлера в последнюю минуту испортит дело, в конечном счете столь благоприятно складывавшееся. «В этот драматический момент мировой истории, когда судьба указывала человечеству новое направление развития, — писал впоследствии военный атташе Эрнст Кёстринг, — произошло событие, разом все решившее: это было личное послание Гитлера Сталину. Послание это показалось мне тогда ударом Александра по гордиеву узлу. Разумеется, в данном случае... ударом меча узел не был развязан, а лишь силой разрублен»[1107]
.Телеграмма Гитлера Сталину