Пакт. Гитлер, Сталин и инициатива германской дипломатии. 1938-1939

Этот факт, возможно, явился причиной того, что Сталин, как изве­стно, не познакомил с этим документом ни членов Политбюро, ни кого-то из народных комиссаров либо партийных и государственных функционеров, не подумав также о его ратификации. Секретный до­полнительный протокол в отличие от пакта о ненападении не обсуж­дался ни Верховным Советом, ни правительством. Он никогда не был ратифицирован и уже по этой конституционно-правовой причине оста­вался недействительным. Его международно-правовая, а также в уз­ком смысле юридическая беспочвенность вытекает также из характера приведения его в действие. «Наряду с пактом о ненападении, — заявил на Нюрнбергском процессе Фридрих Гауе, ретроспективно приоткры­вая завесу над этой до тех пор неизвестной частью комплекса договоренностей, — длительное время велись переговоры об особом секретном документе... содержанием которого явилось разграничение сфер интересов двух держав в расположенной между ними части европейской территории»[1242]. Как автор текста этого секретного документа Гаус мог в особой степени помочь в его реконструкции[1243].

Если пакт о ненападении, несмотря на определенные отклоне­ния, еще не выходил за рамки традиционных договоров такого ро­да, то секретный дополнительный протокол носил характер, явно противоречащий пакту Келлога — Бриана. Всякий, кому довелось увидеть этот документ, должен был в полной мере осознавать его характер. Так, статс-секретарь фон Вайцзеккер осознал, что речь шла «об очень важном и далеко идущем секретном дополнитель­ном протоколе к заключенному тогда пакту о ненападении. Значе­ние этого документа было потому столь велико, что он касался разграничения сфер интересов, проводя черту между теми террито­риями, которые при данных обстоятельствах должны принадлежать к советско-русской сфере, и теми регионами, которые в таком слу­чае должны были войти в германскую сферу»[1244]. Этими обстоя­тельствами в представлении германской стороны были война, порабощение и разрушение традиционного, основанного на вер­сальской системе политического, территориально-административно­го и даже социального и этнического строя в расположенных «между Балтийским и Черным морями» государствах Северной, Восточной и Юго-Восточной Европы.

В преамбуле этого секретного дополнительного протокола обе сто­роны проигнорировали существовавший политический порядок в Цен­тральной Европе, присвоив себе право покушаться на суверенитет борющихся за сохранение своей независимости государств. Эта часть протокола констатировала, что уполномоченные представители двух договаривающихся сторон обсудили вопрос о разграничении сфер обо­юдных интересов. Это обсуждение привело к нижеследующему ре­зультату:

«В случае территориально-политического переустройства обла­стей, входящих в состав Прибалтийских государств (Финляндия, Эсто­ния, Латвия, Литва), северная граница Литвы одновременно является границей сфер интересов Германии и СССР. При этом интересы Литвы по отношению Виленской области признаются обеими сторонами».

По мнению даже отчасти посвященных в закулисную сторону собы­тий немецких наблюдателей уже эти «особенно одиозные в тогдашней политической ситуации вводные слова»[1245] недвусмысленно указывали на то, что в данном случае речь шла о заключении «союза для войны». Согласованное таким образом «территориально-политическое пере­устройство» могло наступить либо в ходе военных столкновений, либо вследствие захвата и применения силы. Если для реальных германских планов такое выражение было эвфемизмом, то в отношении толкова­ния этого текста советской стороной подобный вывод сразу делать нель­зя, поскольку территориально-политическое переустройство в Польше, на которую в первую очередь были направлены интересы Гер­мании, могло произойти и вследствие невоенного удовлетворения гер­манских требований, а именно путем принятия Польшей германского ультиматума, касающегося Данцига и «коридора», на что, собственно, и надеялись дипломаты германского посольства в Москве. Так как гер­манские карты были раскрыты не полностью, допустима возможность различных толкований. Правительства Великобритании и Италии в тот момент также делали ставку на мирный исход кризиса путем усту­пок германской стороне. Какие надежды с понятием «переустройство» связывали Сталин и Молотов, есть и остается предметом споров.