Сергей не хотел слушать. Он схватился за голову, упал на колени и начал издавать истошные, разрывные вопли. Его рвало, на него давило сотней прессов, а тело разрезало битым стеклом. Он, дрожа, потянулся к женщинам на полу, и стал пытаться стянуть мешки с их голов. Мешки долго не поддавались, как не поддавалось ему его же тело, и, под недоуменные восклицания Стрелецкого, он все же их стянул. Костлявое, червивое лицо, с гнилыми, развалившимися зубами, со свиным омерзением смотрело на него стеклянными глазами, и он, с диким криком, отпрянул от него. Это не она. Нет.
Спустя пару часов, дома за письменным столом, Сергей, с пером в руках, пытался начеркать объяснительную для полковника Ионова. Слова скользили у него в голове, путаясь, иногда срываясь с его уст. Он ударил по столу, смел с него все, что на нем лежало, и начал долго биться об этот стол головой. Голоса в его голове не утихали, он слышал их все сразу, и голос Черта среди них, самый громкий, самый ясный.
– Это была она.
Сергей подошел к вешалке, расстегнул висевшую на ней кобуру и вытащил пистолет.
Это была она.
Вытащив из магазина все патроны до единого, он вставил лишь один в сам пистолет, через окно сброса, зарядил его и приставил пистолет к виску.
Это. Была. Она.
Тени рассеялись и голоса пропали. Вот она, холодная сталь у виска. Палец сдавил спусковой крючок. Выстрел. Свет погас, и дальше была лишь бездна, бескрайняя и пустая.
Черт же, сидевший все это время сзади, пропал. Пропала и кровь со стола. И Сергей, как ни в чем не бывало, сидел за столом. Он провел рукой по своим густым, поседевшим волосам, встал и прошелся по комнате, как бы пытаясь привыкнуть к ногам. Немного размявшись, он снова сел за стол, поднял перо и бумагу с пола и, с лицом победителя, произнес:
– Моя очередь.