Через час всю роту собрали перед обшарпанной дверью в глубокий и темный подвал, в пустоте которого слышно было, как по трубам течет вода, а в каждой щели носится сквозняк. Каждые минут тридцать туда заходил человек, под руководством Ионова, и в какой-то момент было слышно глухой отдаленный выстрел. Сергей пошел третьим. Он спустился по старой лестнице, слушая, как хрустит обвалившаяся краска под ногами, и вошел, наконец, в длинный бело-зеленый коридор. Когда глаза привыкли к подавленному свету, Сергей увидел, что перед ним стоит, прижатый к стенке, высокий мужчина. На нем висел порванный китель, а на голове – грязный, окровавленный мешок. Ионов, который шел все это время сзади, вышел вперед, погладил лежавший у него в руке пистолет и вручил Сергею, смотря при этом на мужчину.
– Давай. Как тебя учили, Сережа, – произнес он, и, едва услышав голос Ионова, мужчина встрепенулся. Сергей, не давая ему опомниться, вскинул руку вверх и нажал на спуск. Громкий выстрел, стократ усиленный акустикой помещения, раздался в голове, словно музыка, помпезная, гротескная. Выпускная его мелодия: симфония пули, пороха и крови, полилась из пробитого мешка и устремилась ниц, к Сергеевым ногам.
– Молодец, – перебил музыку Ионов. – Держи.
Он протянул ему серебряный портсигар и вложил ему в руку.
– Первый трофей. Не теряй. Ну, пошли обратно. Аккуратно, не испачкайся.
– Так что это все-таки значит, «Н.А.М.»? – спросил как бы в воздух Черт, появившийся за спиной, и еле слышно засмеялся.
Когда обряд посвящения закончился, то весь личный состав ушел праздновать в комнату отдыха. Ионов, какое-то время смотревший за порядком, решил оставить юных палачей, ввиду особенного повода, но настроения ребятам это не прибавило.
– Я не хочу так дальше. Не хочу, – бормотал один из них, обхватив руками колени, раскачиваясь взад-вперед.
– Успокойся. Чего нюни распустил? Маму может твою позвать? Я бы с удовольствием, с твоего позволения, – выпалил Витька, находившийся, среди прочих, в бодром расположении духа.
– Заткнись, кретин! – крикнул тот ему в ответ, на что получил резкий удар в челюсть. Завязалась драка, из которой победителем, все-таки, вышел Витька, хоть и с разбитой губой.
– Серег, а где Миша? – вдруг осенило Витьку, стряхивающего пыль с боков своего кителя.
– А ты его не видел?
– Нет. Может он в кубрике. Сходи, посмотри. Пусть сюда идет, скажи.
Сергей, особо не имевший привычки спорить, встал и без лишних вопросов направился к двери кубрика. Ему было, в целом, все равно, что там с Мишей, где он, но отказать в просьбе он не умел, и потому вот он, стоит перед дверью. Он медленно, как и обычно, потянул ручку дверцы вправо, толкнул ее от себя и остановился в проходе, постоял там буквально минуту, а затем закрыл дверь обратно.
– Там Миша повесился, – монотонно сказал он под хохот Черта, сел в кресло и взял кусочек торта. Вдруг, в нависшей тишине, послышался грохот разбитой чашки.
V
Сергей Николаевич вошел в обветшалый лифт, надавил на кнопку, под которой мелкой кляксой выведена была неровная буква «П», встал ровно по центру, спрятав руки за спиной, и стал ждать. Вся его жизнь, с момента выпуска из учебки, ровно три года назад, была связана лишь с этим лифтом и неминуемым, словно смерть, спуском вниз. Звуки подъемного механизма, как от гигантского холодильника, сливались с внутренней пустотой, входя в резонанс, и когда засыпали все звуки, просыпались неисчислимые голоса. Черт неизменно стоял за его спиной, наблюдая и поддразнивая. Сергей постепенно научился не замечать его. Не сказать, что он не умел этого и раньше, но он научился не прислушиваться к нему, тем более что за прорвой голосов его внутреннего оркестра голос Черта интересовал его меньше остальных.
Когда лифт остановился, издав протяжный свист, скрипящая дверь открылась, и Сергей вышел в длинный, тускло освещенный коридор, украшенный водопроводными трубами. Слева от двери стоял дневальный с приложенной к козырьку рукой.
– Здравия желаю, товарищ старший лейтенант!
Сергей лишь кивнул, едва заметно козырнув в ответ, и решительно прошел вперед, поправляя фуражку, но тут же остановился и повернулся обратно к дневальному.
– Какого хрена ты смеешься? – оскалено, но в то же время довольно спокойно спросил он, отчего дневальный сделал удивленную физиономию. – Ты чего мне рожи строишь, рядовой?
– Я не смеялся, товарищ старший лейтенант.
– Ты что, за тупого меня держишь? Или за глухого? Сколько вас тут?
– Разрешите уточн…
– Не разрешаю! Сколько вас? Чего ты лыбишься, чудище?
Сергей Николаевич подошел к дневальному, заглянул в его лицо и с замахом ударил в солнечное сплетение.
– Полковнику Ионову объяснительную напишешь, – сказал он, пока уходил в сторону железной двери, оставив позади скорчившегося на корточках дневального.
За дверью его уже ждал Витька, или, как его теперь называли, лейтенант Стрелецкий. Он стоял в коридоре с тремя деревянными дверьми и покуривал паршивую, кривую папиросу, но, когда увидел Сергея, бросил ее на пол и размашисто раздавил сапогом.