Палач приходит ночью

В конце ноября мы все же договорились о встрече. Нашли устраивающее всех место — старое польское лесное хозяйство, от которого осталось три домика, цех с заржавевшей лесопилкой и присматривающий за этим управляющий.

Мы с Логачевым зашли в натопленный деревянный домик. Нас ждал пожилой галичанин с вислыми усами, заискивающий и предупредительный.

— Баньку бы стопили, да вот сгорела недавно, — вещал он.

Как-то странно все выглядело. Неестественно. Эта лесопилка, этот предупредительный до холуяжа управляющий. И до конца не верилось, что Сотник появится. И что это не коварная ловушка.

Мы расположились за дощатым столом. В воздухе витало напряжение. На улице быстро темнело.

Сердце мое екнуло, когда в окошко увидел приближающиеся к дому три фигуры. В полутьме и не разглядеть их наверняка. Вон тот грузный — Сотник или нет? Похож. Хорошо, если он.

Я встал перед дверью. Она распахнулась. На пороге возник не Сотник, как я ждал, а…

Да, передо мной стоял Звир!

Он одарил меня своим оловянным взором, как и тогда, в тюрьме, в первую встречу. Видно было, что узнал.

Уголок его губ кровожадно дернулся, как у волка, почуявшего кровь.

Я невольно потянулся рукой за пазуху, за наганом, понимая, что сейчас придется стрелять…

Глава пятая

Сердце пропустило удар и болезненно заныло.

Тут зарокотал густой бас:

— Ну, чего встал! Пропусти командира!

Сотник бесцеремонно отстранил Звира и важно зашел в дом.

Обнял меня, похлопал по плечам:

— Эка ты заматерел! Настоящий партизан! Жалко, не с нами.

Церемонно поздоровался с командиром отряда.

Подбежал управляющий и заискивающе заюлил:

— Пожалуйте! Все уже готово!

И провел нас в другой конец дома. Я удивился. По прибытии мы осмотрели все помещения, и в этой комнате был лишь гладкий стол с лавками. Теперь он был богато накрыт: бутылочка самогона литра на три и всякая снедь, среди которой на самом видном месте приковывал взор роскошный шмат сала.

— Це дило, — удовлетворенно произнес Сотник, а потом кивнул Звиру: — Ты выйди пока. Нам с гостями накоротке поговорить надо.

И мы остались за столом втроем.

— Не бойся. Не отравим. — Сотник разлил по стопкам самогон. — Ну, за встречу партизан-большевиков с партизанами-патриотами!

Опрокинул в себя содержимое. Крякнул. Логачев последовал его примеру. Я едва приложился — не сильный любитель самогона, хотя он и был неплох.

Разговор сразу заструился какой-то легкий, непринужденный. Два ушлых артиста и интригана — Сотник и Логачев — знали, как важна эта беседа, как и куда ее вести. И оба пока что осторожно прощупывали друг друга, делясь к слову новостями, некоторые из которых были весьма любопытны.

Постепенно они подошли к главной проблеме. Как только Сотник чуток расслабился, тут же Логачев и ударил его вопросом:

— Скажи-ка лучше, зачем твои люди наших парашютистов в Залесье положили?

— Положили? — Сотник непонимающе посмотрел на командира партизанского отряда. — Не, то не наши. Мы в те места не лазим. И с твоими не бодаемся.

— Тогда кто? — напирал Логачев, сразу же откинувший за ненадобностью былую расслабленность.

— Да кто угодно. Знаешь, сколько всякой швали сейчас под знаменем Свободной Украины бандитствует? Не счесть.

— И тебе, борцу за народное счастье, по пути с такими вот бандитами?

— Ну с кем как, — неопределенно пожал плечами Сотник.

— А знаешь, Юлиан Юстинианович. Я уполномочен официально довести до тебя, что в случае, если мы с тобой будем согласованно бить немца, советская власть все претензии к тебе снимает. И в будущем, когда фашистскую гадину раздавим, станешь уважаемым членом общества. Должность какую-никакую получишь. По способностям.

Сотник удивленно посмотрел на командира отряда. Потом задорно рассмеялся:

— Покупаешь меня, значит, Андрей Пантелеймонович!

— Покупают овцу на базаре. А я призываю послужить людям по-настоящему.

— Я и служу. Вольной Украине. С козаками, сотниками и набожным народом, ходящим в храмы. И с доброй украинской песней. — Глаза Сотника мечтательно затуманились. Мне подумалось, что по привычке сейчас затянет старую казацкую песню, но он сдержался.

— Юлиан, ну что вы все хорохоритесь? — устало спросил Логачев. — Все равно вас задавят. Не может ваша мышь Галиция рядом с такими тиграми, как СССР и Германия, выжить и свободной остаться.

— А как тигры друг дружке усы повыдергивают да раны зализывать отползут, то на мышь никто и не посмотрит.

— Так не бывает. Кто-то да посмотрит.

— А если мышь бешеная, — прищурился хитро Сотник, — тогда себе дороже будет ее загонять.

— Что, станете бешеными?

— А что, думаешь, не сможем? Мы сможем. Наш народ хоть умом недалекий, но дюже упрямый. Злобы в нас много накопилось за столетия. Не приведи Господь выплеснем ее на кого.