Палач приходит ночью

Мальчишество все это, конечно, однако куда же мне без него, если я и был мальчишкой. Просто на мои плечи легла неподъемная тяжесть долга и борьбы. Но шальные юношеские порывы это не отменяло. И я знал, что при случае все равно приду снова…

Глава седьмая

— Ложись! — заорал я что есть силы.

Уж не знаю, как оно получается, то ли ухо что-то уловило, то ли хваленое и неизведанное наукой шестое чувство сработало, но я знал, что из кустарника справа от тропы сейчас по нам вдарят со всех стволов.

Подавая пример, тут же рухнул в снег.

Наученные горьким опытом, мои спутники медлить не стали и попрыгали кто куда. И захлопавшие винтовочные выстрелы не достали никого.

А я уже поливал кусты из немецкого пистолета-пулемета МП‐40, с которым сроднился.

В кустах возникло движение. И мои товарищи дружно врезали в ту сторону…

Вскоре все затихло. И мы ползком, потом бегом, пригнувшись, двинули вперед. Можно было ждать любой пакости — что в нас выстрелят снова. Или швырнут гранату.

Обошлось.

В кустах лежало тело. Лицом в снег, сжимая карабин маузера.

Микола перевернул убитого. Очередь прошлась по нему беспощадно, сразу же выбив из исхлестанного ею тела всякую жизнь. Скоро труп окоченеет, остеклеет, да так и будет валяться до лета, если только подельники убитого не вернутся… Нет, не вернутся — они никогда не возвращаются за своими. Хотя в ходе боя тела стараются забирать с собой.

— Нацбандит, — удовлетворенно кивнул Микола.

Ну а кто же еще. Явно не немец. Польская шинель и военная кепка. Перемотан ремнями. Карабин явно из запасов польской армии. Образок на груди. На ногах обмотки. Весь потертый, неказистый, худой.

Недалеко мы обнаружили следы крови. Другой нападавший был явно ранен.

Хорошо мы по ним отработали. Все же в лесу автомат против карабина верх всегда возьмет. Решает тут не меткость, а плотность огня.

— Житья от этих собак не стало, — устало произнес я. — Уходим, пока кто по нашему следу не двинул.

Наша разведывательно-диверсионная группа устремилась вперед.

Как-то вся вылазка пошла неудачно. Не сумели приладить к полотну дороги взрывчатку, потому что немцы опять усилили меры охраны путей сообщения. И теперь еще эта стычка.

Наши диверсии приносили немцам много вреда. Задерживалось снабжение войск, уничтожалась техника и живая сила. И может быть, именно наш подрыв эшелона в какой-то из боев Красной армии поможет переломить ситуацию.

Оккупанты предпринимали серьезные меры противодействия. Сперва вырубили по обеим сторонам от полотна железной дороги лес на пятьдесят метров. Когда поняли, что маловато будет, порубили еще на полсотни. Ходили патрули, в том числе с собаками. Организовывались секреты и засады.

Игра шла не на жизнь, а на смерть. Потери несли все стороны. Неделю назад наш отряд потерял диверсионную группу. Сегодня едва не нарвались мы, но ушли.

Патрули с собаками — еще полбеды. На подходе к железной дороге нас все чаще караулили националисты. Действовать из-за них становилось все тяжелее. А их становилось все больше. И с каждыми днем они были все агрессивнее и наглее.

Доходила информация, что руководство ОУН еще в октябре 1942 года приняло решение о формировании своих вооруженных сил. И этот маховик постепенно раскручивался, что мы и ощущали на себе.

Начало 1943 года преподнесло множество сюрпризов. Да еще каких! Сильно воспряли мы духом, когда узнали о разгроме немцев под Сталинградом.

Комиссар отряда, выстроив нас и зачитав сообщение Совинформбюро, воодушевленно воскликнул:

— Это перелом в войне, братья! Теперь уже до Берлина! Без остановок!

До Берлина без остановок, конечно, получалось с трудом. Предстояла еще долгая и кровопролитная битва. Но немец начал сдавать. Даже в Африке малохольные англичане сильно отделали Роммеля.

Бандеровские крысы тоже держали нос по ветру и решили, что настает время, когда можно урвать свой кусок со стола, где идет кровавое пиршество. Они вовсю продвигали идею, что совсем скоро русские и немцы друг друга измордуют до смерти. И тут из леса вылезают они — УПА, мощная армия Свободной Украины.

Но это, конечно, все сладкая сказка для пушечного мяса. У верхушки ОУН и взгляды, и резоны, и расчеты были куда прагматичнее. Та торговалась с немцами, стремясь получить от них побольше преференций за борьбу с Советами.

Дальше начались чудеса в решете. В феврале в Вяльцах отряд полицаев, состоявший из сотни человек, захватил немецкие склады с оружием и боеприпасами. Интересно, что немцы, их там было человека три, вообще не сопротивлялись. Бодро сдались на милость победителя. А в конце еще и руки полицаям пожимали — мол, гуд, никаких обид. После чего самоуволившиеся со службы полицаи ушли в леса, примкнув к формируемой УПА.

По всей Западной Украине полицаи бежали в чащобы с оружием. Сила националистов росла с каждым днем. И это все неприятнее сказывалось на нашей боевой работе.

Ситуацию надо было попытаться хотя бы немного прояснить. Договорились о новой встрече с Сотником. На нее пошли я и начальник разведки Решетов.