Решили мы действовать по второму варианту. Крук объявил приказ командования группы «Север» УПА: отряду Черемыша выйти в условленное место на соединение с другими подразделениями для участия в нападении на Пригорьинские воинские склады.
Тут у главного бандита слюнки потекли. Все же его ватага поизносилась, поиздержалась, да и с оружием обстояло неважно. А склады — это как копи царя Соломона. В общем, он купился.
Выходить решили к месту вместе — так легче отбиться, если напорешься на злых «кацапов». И вышли.
Дальше мы их просто завели в засаду, где ждала верная моя разведывательная группа. Там и положили всю банду — жертвы даже пикнуть не успели. При этом я внимательно смотрел за своими бандитами. Часть азартно палила по бывшим соратникам. Другая часть явно отлынивала.
В плен не брали никого. Сам Черемыш пал первым. Как это ни жестоко, но своим «бандитам» я приказал добить раненых бандеровцев. Не тащить же их через лес. Да и вязать кровью надо крепко.
Первая операция моей КРГ увенчалась успехом. Не каждый день удается уничтожить полноценную банду.
А потом пошли один выход за другим. Мы разрабатывали всякие комбинации. Выявляли связников, пособников бандитов. Работали не жалея сил…
Глава двенадцатая
Весна 1945 года. Красная армия победоносно шагала по Германии. А мы все обшаривали леса в поисках бандитов.
У меня забот прибавилось. Теперь мне нужно было заботиться не только о том, как найти чужих бандитов, но и как не подставиться своим, входящим в мою группу. Народ все же не шибко надежный. Вполне могли переметнуться в любую минуту. А в свободном полете часто склонялись к грабежам, пьянству и злоупотреблениям. Поэтому вопрос, как держать их в кулаке, оставался актуальным.
Конечно, строить их, как в армии, отдавать приказы и долдонить об ответственности за неисполнение — это хорошо. Но все как у волков — бесполезно просто рычать и скалиться. Нужно делом подтвердить право на старшинство в стае. И такая возможность вскоре представилась. В группе все же назрел бунт.
Мельниковцы вовремя шепнули, что трое бандеровцев, которых я и раньше считал самыми неблагонадежными, хотят уйти и организовать свою банду. А потом решать: к УПА примкнуть или выход непосредственно на немцев искать, которые, несомненно, скоро вернутся. Эти балбесы реально надеялись на возращение Гитлера! К немцам вообще рагули испытывали какое-то рабское благоговение и с бараньим упорством отказывались верить, что жалкий «Иван» победит непобедимого «Фрица».
Заводила этой «оппозиции» носил кличку Безродный. С самого начала он мне не понравился. По виду туповат, но при этом себе на уме. Строит из себя молчуна, но когда шушукается со своими накоротке, сразу и красноречие просыпается, и какая-то приземленная убедительность прет — тут он мне Звира напоминал. Понятно, что парень непростой. Возможно, мы неправильно оценили его роль в разгромленной банде. Подбирали ведь обманутых и заблудших овец, а этот, скорее всего, был из идейных и близких к бандеровскому командованию шакалов. Надо было его давно тихо убирать, но с этим мы опоздали. Теперь с болезнью не справиться без хирургического вмешательства.
Хотя для начала надо было определиться, сколько в этой информации правды. Наговорить мельниковцы, учитывая их неприязнь к бандеровцам, много чего могли. Необходимо все проверять. Притом быстро. А быстро — это только когда жестоко и радикально.
Местом постоянной дислокации у нас была хата в деревне Подгатьево. Мы там хорошо обжились. Мои «бандиты» даже откуда-то патефон притащили, и теперь он постоянно играл единственную пластинку — танцевальные австрийские мелодии.
Вечерело. Я зашел в хату. Критически осмотрел подчиненных и кивнул Юрко. Тот входил в число «оппозиционеров» и из них был самый мягкотелый и безвольный.
— Пойдем со мной. Осмотримся. Какое-то шевеление в окрестностях. Остальным — ждать.
Мы удалились недалеко в лес. Юрко испуганно вертел головой, не понимая, куда и зачем мы идем.
— Подожди, не спеши, — притормозил его я.
Юрко остановился, обернувшись ко мне.
Я ударил ему кулаком в живот. Сбил с ног. С самого начала надо было дать понять: комедия кончилась, началась суровая драма.
— Значит, с Безродным бежать собрались, — нагнувшись над Юрко и взяв его за шею, поинтересовался я. — Ну молись. Отбегался.
И улыбнулся я при этом ласково и как-то окончательно — так улыбаются, когда приговор вынесен и обжалованию не подлежит.
Перепугался Юрко до икоты. Сначала, как положено, пытался юлить. Потом хлюпнул носом:
— Да не пошел бы я на это. Просто кивал ему. Иначе он меня на вылазке положил бы.
— Убедил, речистый ты наш, — кивнул я. — Пока советская власть тебя прощает. До первого прокола. Годится?
— Да я его своими руками!
— Ну пошли, поговорим с боевыми соратниками.
Раскаявшемуся грешнику я предварительно приказал сидеть тихо. Хотя, если кто не поймет политику партии, можно внушить ее кулаками, которые у Юрко были на редкость тяжелыми. Иначе, если пальба начнется, никого не пожалеем.