Палач приходит ночью

— Ну да. Чтобы наслаждался властью. Решать, кому жить, а кому умереть.

— Пусть и так. Но ведь теперь и я часть этой стаи. Тут уж инстинкт — свои и не свои. А за стаю волк умереть готов.

— И ты готов умереть за эту стаю? Прям сейчас?

Он задумался:

— Не знаю. Теперь уже не знаю.

— А все ведь очень просто. Ты берешь и отрываешь от себя эту пиявку предубеждений, фанатизма и несбыточных надежд. И искупаешь вину. Содействуешь мирной жизни и борьбе с бандитизмом.

— Бандитизмом? — Оглобля внимательно посмотрел на меня и улыбнулся. — Это ты про вашу власть? Я с ней уже давно борюсь.

— Так, разговор не получается? — нахмурился я.

— И не получится.

Я задумчиво посмотрел на него. И что с ним, поганцем, делать?..

Глава двенадцатая

Не раз я участвовал в подобных мероприятиях. И удовольствия они не доставляли никакого, хотя я признавал их необходимость и неизбежность. Не нравилось мне выворачивать крестьянину руки. Притом крестьянину запуганному, которому пришельцы из леса не раз намекали: кто вступит в колхоз, будет болтаться на веревке.

Вот и сейчас, как только я вернулся из Луцка, меня подрядили на это дело — обеспечение вступления крестьян в колхозы. Во исполнение последних решений партии и правительства.

Процесс выглядел так. Село окружают войсками НКВД для обеспечения порядка. Заходим в каждый дом и гоним крестьян на заседание в сельсовет. Дальше выступление представителя райкома. Пламенная агитация, красивые слова и угрюмое недоверие на лицах крестьян. Потом радостный вопрос представителя власти:

— Ну, кто будет записываться?

И тут молчание сгущается, становится совсем вязким и очень злым, а еще паническим. Первым быть не хочет никто. Немало случаев, когда именно к первым приходили люди из леса. И вырезали в назидание всю семью.

Потому что для бандеровца колхоз даже пострашнее НКВД. Ведь мы — это враг, в которого надо стрелять, с кем приходится биться. А вот колхоз — это совершенно иной, куда более современный, жизненный уклад. Это другое общество, где бандеровцу места нет. Вот и режут националисты нещадно колхозников, активистов.

А собрание все идет. Все более безрадостно. Кажется, не согласится никто. Но представители властей ребята опытные. Им удается раскачать народ. А потом просто подходят к каждому, протягивают бумагу:

— Распишись.

Потом председателя выбирают. И колхоз «Красный восход» начинает свою жизнь.

А у нас прибавляется забот. Теперь нужно спланировать, как защитить людей от бандеровцев, которые обязательно сюда придут следом за нами. Как подловить врагов, наказать и навсегда отвадить. Именно для этого есть разведчики и КРГ. Справимся. Не в первый раз.

Из этих мероприятий удается извлекать и вполне ощутимую пользу в оперативном плане. Обычно после всех процедур ходишь по домам, общаешься накоротке с населением, пытаешься уловить его настроение. А заодно под это мероприятие можно встретиться с агентом.

Плохо только, что слишком много драгоценного времени все это забирает. Вот уже и первый снежок сыпанул. А дела все накапливаются. Банды все шалят. И Звир все на свободе.

Когда мы проводили агитационные мероприятия по третьему селу, то шепнули мне на ушко знающие люди: местным этого не простят. Тут шалит банда Палого. Обещали жестокую резню устроить, если с колхозом местные завяжутся.

Пока шла агитация, мои люди рассосались по ближнему лесу и по нескольким домам. И стали ждать.

Банда заявилась на следующий день после того, как оргбригада из района убыла. Бандеровцев было десять человек. Они чувствовали себя в селе вольготно. А мы с пулеметчиком затаились мышками на чердаке и ждали.

Когда бандиты начали выгонять людей из домов, тут мы и приступили к работе.

— Огонь! — приказал я.

В результате на площади улеглось десять безжизненных тел во главе с Палым. У меня — трое раненых, слава богу, не опасно для жизни.

В общем, когда вернулся в Усть-Каширск, мне было чем отчитаться. В нашем краю стало больше колхозников и меньше националистов. Так и катится колесо истории: их все время становится меньше, а нашего народа больше. Придет время, когда их совсем не останется. Пускай на том свете свою Свободную Украину строят, у чертей. Они общий язык найдут.

Обосновавшись в своем кабинете, я наслаждался комфортом бытия, теплым помещением, чаем в стакане, закованном в серебряный подстаканник — его мне оставил Розов. Передо мной лежала толстая пачка накопившихся сводок и спецсообщений. В них был пульс событий. Все казусы, трагедии и победы.

Пролистнув очередную сводку, я наткнулся на телеграмму. Произошел очередной побег арестованных. Что ж, к сожалению, события такие не редки. Этапировали на спецмашине заключенных в спецтюрьму, открытую недалеко от Луцка в бывшем здании монастыря. Следственная тюрьма в самом областном центре была давно переполнена, и ее таким образом время от времени разгружали.

Недалеко от Луцка «воронок» наехал на мину, так что оторвало колесо. Тут из близлежащих развалин врезали из пулемета. Конвой начал огрызаться огнем. А арестованные принялись разбегаться.