Палач, скрипачка и дракон

Лакей принес платок и подал его Адаму с брезгливым выражением лица. Тот вытер кровь с тесака, протянул Нильсу. Нильс, морщась, перехватил платком неглубокий разрез. Никто ему не помог. Лакей смотрел за его действиями, а когда Нильс умудрился завязать узел, поймал его взгляд.

— Надеюсь, вам нравится, герр, — тихо сказал лакей. — Этим платком фрау Маззарини осушила свои слезы.

— Убирайся! — Флориан Дрешер хлопнул лакея по голове нотами. — Не смей досаждать геррам разговорами.

Лакей отошел, а Нильс с трудом заставил себя оторвать взгляд от кровавого платка. С каждым шагом все тяжелее, как будто пытаешься перейти океан по дну.

Он положил здоровую руку на обложку, открыл книгу. Первые записи расплывались, их почти нельзя было прочитать. Страницы тоже выглядели хрупкими и древними.

— Позволите мне? — предложил свои услуги Дрешер. — Руки герров, вероятно, не привыкли обращаться с предметами, требующими нежного обхождения.

— Я минувшей ночью тискал парочку таких предметов, — заметил Адам Ханн. — Смею заверить, владелица осталась довольна и не предъявляла никаких претензий.

Флориан предпочел не заметить шутки. Он разом перевернул целую кипу страниц и еще несколько перелистнул поочередно. Здесь уже можно было разобрать каждую букву. Очередная страница оказалась заполненной до середины. Флориан демонстративно отвернулся, сложив руки на груди.

Нильс и Адам склонились над книгой.

— Энрика Маззарини, — прочитал Адам последнюю запись. — Школа Маззарини, город Вирту… Записалась настоящим именем? Хм… Я думал, нам придется очерчивать круг подозреваемых. А эта девочка вообще с головой дружит, или как?

— Волей Дио им суждено расстаться, — мрачно сказал Нильс. — Коттедж номер восемь. Не соблаговолите подсказать, где он, герр Дрешер?

— Разумеется! — Флориан даже не обернулся. — Для начала найдите седьмой. Это просто, наткнетесь на него сразу же после шестого. Ну а уж от него — не сворачивайте и, незадолго до девятого, обнаружите восьмой. Там еще будет символ, напоминающий два кольца, поставленных друг на друга.

* * *

Энрика сидела в столовой, забившись в угол, на самой скромной табуреточке, и ненавидела свою жизнь. Почему-то она думала, что в коттеджике будет проживать в гордом одиночестве, однако здесь уже оказались три кандидатки. Имен своих они не назвали, и Энрика прозвала их по самым бросающимся в глаза приметам: Носатая, Тощая и Толстая. Все трое, очевидно, приехали из какого-то одного города и были прекрасными подругами задолго до заселения в коттеджик.

Когда Энрика вошла, они сидели в общей комнате рядком и на трех скрипках исполняли по нотам какую-то сложную мелодию.

— Это что? — первой возмутилась Тощая, увидев на пороге, в окружении подхваченных ветром снежинок, Энрику Маззарини. В легком платьице, мохнатых сапожках, жакете и шали, со скрипкой без кофра в одной руке и смычком — в другой.

— Энрика Маззарини собственной персоной! — пропищал в ответ шарик. — Трепещите, уродины, ибо она войдет в историю, как лучшая мировая скрипачка, превзошедшая самого Тристана Лилиенталя!

Энрика еще рта открыть не успела, а на нее уже смотрели с такой ненавистью, что кровь в жилах леденела.

— Какой мерзкий голос! — поморщилась Толстая.

— И одета, как гулящая, — фыркнула Носатая.

— Дверь-то закрой, дует! — прикрикнула Тощая.

Энрика засуетилась, поспешила закрыть дверь, но ту неожиданно заклинило, и пришлось навалиться плечом. Тогда дверь легко подалась, и Энрика полетела носом в пол. Сопровождало ее дружное лошадиное ржание.

— Мерзавец, — прошипел Энрика шарику.

— Гы, — отозвался шарик и больше ничего не сказал.

Энрика, стоя на коленях, осмотрела с беспокойством скрипку. Но та не пострадала от падения.

— Инструмент надо в чехле носить, — заявила Носатая. — Тоже мне, лучшая скрипачка. Небось, полную скрипку снега набрала — то-то выдаст на сцене! А может, это циркачка, а, девчонки? Ну, чтоб повеселить? А что, голос смешной, шлепнулась забавно. Эй, ты, чего еще умеешь?

Что-то звякнуло, и Энрика, повернув голову, увидела на полу медяк. Одним прыжком оказалась на ногах.

— Я не попрошайка! — крикнула она. — Я — музыкант. А говорила с вами не я, а мой шарик!

Взяв смычок пальцами той же руки, в которой держала скрипку, она достала черный шарик из кармана и протянула на вытянутой ладони к обратившимся в зрение и слух девицам.

— Ну? Скажи что-нибудь?

Шарик молчал. Энрика потрясла его, подбросила, поймала.

— Шарик! Говори! Ну? Скажи, что я — сбрендившая дура, тебе же нравится!

Шарик издевательски моргнул Энрике красным светом, но это видела только она. Сторона, обращенная к девицам, оставалась черной. Девицы засмеялись, перед Энрикой на пол упало еще несколько монет.

— Как представляет, а? — восхитилась Толстая. — У нас так не умеют.

— Скажи что-нибудь немедля, или я тебя разобью! — Энрика уже чуть не плакала, а шарик молчал.