— Во дворец? — переспросил он. — А… Ну да, фрау Маззарини, вы невероятно проницательны. Именно так.
Дорога пошла в гору. Энрика откинулась на спинку сиденья и, улыбаясь, смотрела на приближающийся замок. Вот и сбылись все мечты. Даже те, которых и не было-то никогда. Сколько силы, сколько возможностей ее ждет… И всего-то надо сказать «да» принцу, который наверняка окажется красавцем, и уж подавно не станет «писаться и какаться», как некоторые Теодоры.
Но одна мысль все еще мучила Энрику:
— Скажите, герр Ханн, — вздохнула она, — а когда я выйду замуж за принца, я смогу попросить его сохранить жизнь Нильсу Альтерману?
Адам Ханн покачал головой:
— Это как раз то, о чем я советовал вам не разговаривать с принцем. Государственные дела. Забудьте о Нильсе, выбросьте из головы, он — больше не часть вашей жизни. Кроме того, поверьте, вам будет не до того.
Прямо как в сказке, на картинке, опустился откидной мост, по которому лошади преодолели ров. Что на дне рва, Энрика разглядеть не успела. Стремительно надвигающийся замок приковал все ее внимание к себе.
Кучер остановил лошадей.
— Приехали, фрау Маззарини, — сказал Адам Ханн, открывая дверь кареты. А Энрика вдруг подумала, что станет сегодня Энрикой Класен. И от этой мысли стало не по себе. Но Адам уже протягивал ей руку, и Энрика поспешила выбраться из кареты.
— Это она? — Резкий, неприятный голос раздался будто из воздуха, и тут же рядом появился высокий худой мужчина с бледным лицом мертвеца. Он щурил на Энрику и без того узкие глаза, плотно сжимал и без того тонкие и злые губы.
— Энрика Маззарини собственной персоной, — сказал Адам Ханн. — Сопроводите сами, или лучше мне?
— Сам. В ваших услугах более нет нужды. Можете уходить.
Мужчина бросил глухо брякнувший мешочек в руку Адама Ханна.
— Мне назначена аудиенция, — сказал тот.
— Да-да, разумеется, — поморщился мужчина. — Обратитесь к распорядителю, вы знаете порядок.
— Как скажете, герр Гуггенбергер, — усмехнулся Ханн. — Я тогда постою немного здесь, чтобы вы не думали, будто я иду следом, пытаясь шпионить за вами. Чистое уважение, герр Гуггенбергер. Я, по долгу службы, знаю, как это неприятно, когда кто-то идет следом за тобой.
Герр Гуггенбергер, не удостоив Адама ни словом в ответ, схватил Энрику за локоть и потащил за собой. Снега не было даже здесь, в обширном внутреннем дворе, мощенном камнем. Энрика спотыкалась о камни, стараясь поспеть за широким шагом молчаливого Гуггенбергера. Попыталась обернуться, но фигуру Адама заметила лишь краем глаза. Он стоял спиной и смотрел с холма на город. Насладиться видом города Энрика и вовсе не успела — ее грубо дернули.
— Прошу поторопиться, фрау Маззарини, — сквозь зубы процедил Гуггенбергер. — Его величество король Класен не любит ждать.
Король? Энрика озадачилась, но тут же нашла объяснение. Видимо, ей предстоит познакомиться с отцом жениха.
— А хоть переодеться мне позволят? — пролепетала она.
Гуггенбергер смерил ее уничижительным взглядом, так что Энрика почувствовала себя самой, что ни на есть, падшей женщиной, которую ни за что ни про что вводят в приличное общество.
— Разумеется, фрау Маззарини. Неужели вы думали, что в подобном наряде можно предстать перед… хоть кем-нибудь.
Добрались до дверей, возле которых застыли два стражника в теплых шинелях, ушастых шапках и с винтовками. Стражники не шевелились и вовсе казались статуями. Если бы не покрасневшие носы.
Гуггенбергер толкнул высокие тяжелые двери, и те со скрежетом подались. Энрика шагнула внутрь замка вслед за Гуггенбергером и оказалась в совсем ином мире. Мире высочайших потолков, яркого света, пестрых ковров и гобеленов, горящих жарким огнем каминов, полированных перил, лестниц, ведущих к бесчисленным галереям и жилым этажам, суетящихся слуг в ливреях, напоминающих облачение лакея из филармонии.
Высоко-высоко над просторным залом висела гигантская и, наверное, очень тяжелая люстра с уймой свечей, свет которых, отраженный множеством стеклышек, мягко лился вниз, не забывая и окружающие его галереи. Энрика вдруг поняла, что тихонько пищит от неспособности уложить в голове все это обилие и великолепие. Вокруг было СТОЛЬКО ВСЕГО, что она не могла даже сосредоточиться на деталях. Вернись она сейчас домой, даже не смогла бы объяснить родителям, где была. Сказала бы, захлебываясь: «Я была в таком красивом замке! Там… Там… Там была люстра! Вот такая!» — и все.
— Что с вами? — устало поинтересовался герр Гуггенбергер. — Надеюсь, вы не больны?
— Не знаю, — прошептала Энрика. — Мне кажется, что я умерла…
Адам был прав. О Нильсе она в этот миг позабыла. Как можно думать о ком-то далеком и несчастном, который, к тому же, пытался тебя убить, когда вокруг — такое?!
— А. Ясно. Шок. Обычно простолюдинок заводят через черный ход, и они успевают привыкнуть постепенно. Стойте здесь, успокаивайтесь. Я отдам распоряжения. Эй ты, болван! Комната принцессы готова?
— Со вчерашнего дня, герр Гуггенбергер!
— Со вчерашнего дня минули сутки, недоумок. Распорядись поменять белье и цветы, бегом.