Палачи и придурки

Однако не разделил его огорчений Виталий Алексеевич — крепче подхватил под локоть и повлек мимо очереди прямо к двери, глянув при этом на очередь все из того же непроницаемого небытия так, что никто не возразил, не произнес ни слова, только еще злобней стали взгляды и добавилось в них любопытство: а ну-ка посмотрим, как у тебя получится!

Виталий Алексеевич плечом и боком освободил себе у двери пространство и грохнул в дверь кулаком. Не удовлетворился и несколько раз еще нажал кнопку электрического звонка. Спустя мгновение завозилось за дверью, лягзнул отпираемый железный крюк.

— Что? Кто? — высунулся здоровенный лысоватый детина в запорожских усах. — Куда прешь, мор‑р‑р…

Но тут же глазки его спрятались за жирными щечками, и усы расползлись в стороны — увидел он в руке Виталия Алексеевича красную, очень серьезного вида книжицу с вытисненными золотом тоже очень серьезными буквами — удостоверение.

— Прошу, прошу, — склонился в полупоклоне, расплылся детина.

Следователь вошел, волоча за собой совершенно ошалевшего Георгия Николаевича. Смутно мелькнула у того где-то на задворках сознания мысль: «В странную историю, однако, я влип, если дело дошло до красных книжиц! Ну да все равно!»

Какое там «мест нет»! Шли они по полупустым залам, царил кругом подземельный полумрак, в приглушенном, неземном свете, исходившем бог знает откуда, небольшие кучки выпивох представлялись бесовскими сборищами. Меж ними достаточно было пространства и свободных мест. Но вот поди ж ты, какие странные порядки. Как говаривал один знакомый Георгия Николаевича: «У «них» там свобода, а у нас волюшка. Да, мы выбрали волюшку — хотим работаем, хотим не работаем, и каким-то изумительным образом продолжаем жить».

Такие мысли бродили в голове Георгия Николаевича, пока проходили сквозь бесовский полумрак и усаживались за столиком, но он им воли не давал, не выпускал наружу. Зачем вообще всякие мысли, когда вот оно, вожделенное пиво — пенное, янтарное, пусть даже и разбавленное простой водицей из-под крана. Сейчас же подлетел к ним пивной работник — официант. Очевидно, дан был от двери какой-то тайный знак.

— Шесть и набор, — бросил ему Виталий Алексеевич. Словно бы подал милостыню.

А Георгий Николаевич нервничал. С одной стороны, смущал его пустой взгляд черных очков, с другой — страстно хотелось пива, хотелось впиться пересохшими губами в пенный край пивной кружки, и он ерзал на стуле и оглядывался на дверь, ведущую в кулуары заведения, в пивное царство. К тому же, никак не подбиралось темы для разговора, неизвестно, как нужно было относиться к такому загадочному типу, то выдававшему себя за водопроводчика, то вдруг оказавшемуся обладателем могущественной красной книжицы. «Ба! — осенило его в какой-то момент, но как-то так смутно и путанно. — Уж не контрразведка ли? Не Япония ли? Впрочем, черт с ним! Но хоть бы сказал, как его называть».

— Называй меня просто Виталий, — прочитал его мысль следователь.

Он внимательно изучал Георгия Николаевича, все отмечал и фиксировал. Зафиксировал румянец в багровых прожилках на вислых щечках, в таких же прожилках нос, сильно поредевший, но тщательный пробор, проскальзывающие изредка во внешности остатки былого благородства, особенно в профиль — имел Георгий Николаевич профиль уставшего от жизни философа. Кстати, и по анкете он числился философом. В графе «образование».

Опять подлетел официант, со скользкой улыбочкой выставил перед ними шесть кружек пива и набор, состоящий из ломтика сыра, сушек, твердых, как морские камушки, большую же часть тарелки занимал салат из морской капусты. Надо сказать, что за последние годы наша страна добилась небывалых успехов в добыче этого чрезвычайно полезного для здоровья продукта, и все прилавки гастрономов и рыбных магазинов города Благова сплошь были уставлены банками с салатом из этой капусты, создавая впечатление консервного изобилия. А войдешь в магазин — там все морская капуста.

Георгий Николаевич вцепился двумя руками в кружку, чтобы не расплескивалась драгоценная влага, и с жадностью выцедил добрую половину. С не меньшим наслаждением приложился к кружке и Виталий Алексеевич — и у него после ночных происшествий было муторно и досадно и в душе, и в теле.

Крякнув, вытер Виталий Алексеевич губы платочком и сказал все с тем же прихлебом, присвистом:

— Что самое ценное в пиве, что самое благостное, так это первый глоток. Люблю!

Георгий Николаевич согласно кивнул, запрокинул голову и с шумом вылил в себя остатки пива до дна, до самой последней капли.

— Пей, пей, друг Георгий! — махнул рукой Виталий Алексеевич. — Захотим, еще закажем, все в нашей воле, — и сам, отхлебнув несколько глотков, попрочнее уселся, установил локти на столе, грудью в край стола уперся, как бы приготовляясь для долгой и доверительной беседы.

— Ну, а вообще-то, жизнь как, нормально?

— Нормально, — пожал плечами Георгий Николаевич, прицеливаясь к следующей кружке.