Палачка

— Ты, Ольда, — ответил Влк, с аптекарской осторожностью отмеряя дозу яда, — напоминаешь мне людей, которые спрашивают актера, почему он не каждый вечер занят в спектакле. Три года назад казалось в порядке вещей, что главный экзекутор страны фигурировал в расчетной ведомости на тех же основаниях, что и шофер, и Акции засчитывались ему при помощи коэффициента, словно километраж. Да благодаря вашей когорте, которая видела дальше своего носа, мне предоставили статус самостоятельного референта с персональными премиями. Но никакая бюрократическая терминология не изменит того факта, что я палач и останусь палачом а мой так называемый секретарь Карличек — моим ассистентом, или, если угодно, подручным. Ведь это только вахтерши да пожарные требуют, чтобы их называли консьержками и брандмейстерами. Мы же ни когда не будем выглядеть смешными, как нас ни называй. Так что именно вам придется сказать „бэ“ и прикрепить ко мне ученика, как положено в любой пыточной. Ибо заплечное дело — не ремесло, вроде рубки мяса, а наука со своими законами и направлениями, своими классиками и, что немаловажно, своей литературой.

— Такой, например, как „Тайны эшафота“ Анри Сансона? — услужливо подсказал адвокат. — Я тоже их читал.

— Предложить Шимсе мемуары французских коллег, — снисходительно ответил Влк, — равно как и чешскую „Семейную хронику палачей Мыдларжей“, мне было бы так же неудобно, как совать студенту философского факультета букварь. Учебный план Шимсы, подчеркиваю, — продолжал Влк, полностью овладев ситуацией, — только по литературе — я пока оставляю в стороне юриспруденцию, медицину и, естественно, основные предметы — начался бы с энциклопедических трудов — от фундаментального произведения Чезаре Беккариа „О преступлениях и наказаниях“ конца XVIII века до двухтомного труда фон Гентинга „Die Strafe",[14] на котором приносит присягу нынешнее поколение; этот план мог бы быть продолжен специальными работами — такими, как „Сажание на кол“ Зигмунда Штяссны, „La Guillotine"[15] Кершоу или „Hanged by the Neck"[16] Рольфа; завершали бы его книги сугубо научные, а потому обязательные — как, образцовая русская работа „Археологическое обследование двух трупов из болот“ Шлабова. Отдельный предмет изучения — критика произведений морально ущербных графоманов вроде Камю и прочих, не признающих смертную казнь, — их я иронически называю „антипалачами-либералами“. Достаточно открыть „Марию Стюарт“ господина Стефана Цвейга, чтобы наткнутся на пассаж, который аморален, бестактен, циничен, дерзок, — одним словом, который содержит всю азбуку, — продолжал.