Палачка

Пусть нашей дружбы чистота сияет в самых небесах.

Нас не пугает высота, что отражается в глазах.

Любимая, теперь ты мне на целом свете всех родней.

Любимая, цветок в руке — как символ юности моей.

Рихард Машин.

Автора нашли во время оттепели, во второй половине марта. Он лежал в одной рубашке под первой же сосной справа над турбазой. Его забальзамированное морозом лицо было страшно, угрожающе и исполнено ненависти.

В пятницу 21 марта, вечером, на пороге первой ночи новой весны, в квартире Шимсы зазвонил телефон. Доцент лежал на заправленном по-военному диване одетый и в полном одиночестве. Он следил за игрой теней на потолке, отражавшей его внутреннее беспокойство.

Первого звонка он не слышал, со второго по пятый медленно, поскольку весь организм восставал против этого, выплывал из дремотного состояния; седьмой звонок вызвал у него неудовольствие, восьмой — злость, девятый — ярость, а десятый — буквально физическое отвращение к звуку, в котором материализовались неведомые силы, управлявшие им всю жизнь. После одиннадцатого звонка он поклялся, что отныне не будет слушать никаких советчиков, кроме собственного сердца; он призвал на помощь выдержку и вернулся к размышлениям, от которых его так бесцеремонно оторвали. После девятнадцатого звонка в нем одержал верх его извечный враг, который — и сейчас он впервые это осознал — до сих пор неизменно разбивал в прах и стирал в порошок его другое, свободное «я»; этим врагом была дисциплина. На двадцатом звонке он снял трубку.

— Прием, — сказал он; после стольких лет работы в учреждениях с особым режимом он так и не сумел отучиться от этого выражения.

— Это Влкова, — произнес тихий голос на другом конце провода. — С кем я говорю?

— Это Самец, — ответил Шимса; за несколько месяцев работы в строго засекреченном училище он уже привык к этому имени. — Добрый вечер! — прибавил как можно любезнее, чтобы не обидеть сухостью единственную женщину, которую уважал.

— Добрый вечер, — сказала Влкова. — Я вам не помешала, Павел?

— Нет, — солгал он как можно убедительнее, что бы не смутить единственную женщину, которая бескорыстно заботилась о нем. — Я только что поужинал.

— Жаль, — рассмеялась Влкова. — Когда в воскресенье вы сказали, что не придете к нам на щавелевый суп, я решила, что вы влюбились.

— Нет, — солгал он как можно решительнее, что бы скрыть волнение. — У меня никого нет и не будет, пока вы не разведетесь.

— Ах, Павел! — сказала она с наигранным возмущением, но явно польщенная. — Как вы только можете желать этого Беде! За вами-то женщины толпой ходят, а моему благоверному кто, кроме меня, будет ставить на спину горчичники? Бедржих слег.

— Слег? — недоверчиво переспросил Шимса. — Бедржих???

За все время, что он его знал, такое случилось впервые.

— Да, радикулит. Честно говоря, меня удивило, что вы позволили ему играть в волейбол, — укоризненно сказала Влкова, хотя Влк сам напросился в их четверку вместо Рихарда. — Он ведь уже не мальчик. Ну да ладно, по крайней мере хоть раз в жизни побудет в выходные со мной. Он просит вас отменить завтрашнюю поездку.

— Может быть, я его заменю? — спросил Шимса больше из вежливости. Он слышал, как Влкова передает мужу его слова, и заранее знал ответ. Они собирались на экскурсию в загородный депозитарий музея Востока — в нем хранилась коллекция экзотических орудий пыток. Начало ей положил передовой дворянин, желавший дать толчок фантазии отечественных исполнителей; те, однако, были мракобесами и так и не смогли расстаться с ржавыми рукавицами, громоздкой дыбой и прочим антиквариатом, выбивавшим жизнь из клиента раньше, чем признание. Именно Влк, тогда еще начинающий selfmademan, сумел без всякого фамильного герба и протекций вернуть человечеству плоды многовековой рационализаторской деятельности. Случилось это в критический период подготовки суперпроцессов — допросы зашли в тупик: на клиентов, профессиональных революционеров, европейские пытки не действовали. Это была первая победа Влка; потом он никогда больше не пытал, а после того как оставшихся в живых клиентов реабилитировали, стремился к тому, чтобы нежелательные следы затерялись. С помощью Доктора он устроил так, что их надежно спрятали в закрытых архивах. Шимса понял, что он хочет сам показать орудия пыток ребятам ради приятных воспоминаний.

— Павел, — послышался голос Влковой, — Бедржих хотел бы сам показать все ребятам.

— Я так и думал, — вежливо ответил Шимса. Данная им однажды подписка о неразглашении до сих пор не позволяла ему признаться учителю, что он сам мог бы поучить его, как надо пытать; у Шимсы были серьезные основания считать эти реликвии старым хламом, а работу с ними — пустой тратой времени. Однако он промолчал.

— Обзвоните всех и скажите, чтобы они повторили материал. В понедельник Бедржих собирается устроить опрос. И еще он просит, чтобы вы сами все подготовили для Акции в понедельник. Возьмите с собой кого-нибудь из ребят, у кого есть хвосты.