Палачка

Она тоже чувствовала себя не в своей тарелке. Когда она поняла, что дело лишь косвенно касается ее дочери, то, хотя изображала вежливый интерес, думала совсем о другом. Неприятность с мальчиком, которому она в пику мужу разрешила кататься на коньках со своей дочерью, вытеснила трагедию женщины, чей внутренний огонь доктор Тахеци, словно деревенский пожарник, затушил в кустах. К гневу на него — ей теперь это помогало так же, как аспирин наркоману, — прибавился гнев высшего порядка: благородный гнев на саму себя. Она подумала, что до этого Шимсы в ее квартире с такими мягкими диванами, где она в одиночестве проводила большую часть дня, за шестнадцать лет побывали лишь почтальон и водопроводчик.

Пришло время положить этому конец. Она заметила, что во время разговора, нить которого она давно потеряла, он украдкой разглядывает ее колени и грудь, и решила, что он по меньшей мере четыре ночи провел без женщины. Мысль, которая созрела в ней под действием коньяка, вот-вот должна была вылиться в поступок — этого требовало не только либидо голодной самки, но и сердце благодарной матери. Кроме желания заполнить страшную пустоту внутри, она чувствовала моральную обязанность насытить своим телом изголодавшегося мужчину, чей интеллект впитывал в себя ее ребенок.

Но как завоевать такого мужчину? Шестнадцать лет — миг в истории человечества, но вечность в любовной жизни женщины. Она уже не могла предложить ему свою невинность, как Оскару и доктору Тахеци, не могла подарить ему ни славы, ни богатства. Ей тяжело было сознавать, что если другие женщины рядом с другими мужчинами за шестнадцать лет стали кинозвездами, профессорами, олимпийскими чемпионками, премьер-министрами и знаменитыми террористками, и даже ее дочь в шестнадцать лет станет первой в мире женщиной-палачом, то она по милости доктора Тахеци может предложить своему любовнику разве что «мраморный» торт. "Боже, — мысленно простонала она, — как же я потускнела, как низко пала! Я, Люция Александрова — уже одно имя напоминает о моем падении! — гордость семьи, украшение класса, звезда танцплощадок, сегодня ломаю голову над тем, как бы лечь под палача!.." Ее испугало, что она опустилась до уровня мышления своего мужа. Устыдившись этой мысли и желая загладить перед доцентом вину за оскорбление, пусть и не высказанное вслух, она внезапно поняла, что надо делать.

У Шимсы тем временем были свои причины для переживаний: даже самые буйные эротические фантазии не вызывали у него привычной реакции. Что случилось? — лихорадочно думал он. В этот момент пани Тахеци наклонилась, словно увидела что-то под ногами, и вдруг исчезла из виду. Слегка растерявшись, он умолк и подождал несколько секунд. Потом кашлянул. Она не отозвалась. Он нерешительно ее окликнул. Ответа не последовало. Тогда он приподнял край скатерти и заглянул под стол. Пани Тахеци с закрытыми глазами лежала на спине, согнув левую ногу, словно делала шаг, а правую руку положив за вырез халата, словно что-то там искала.

Как падают в обморок, Шимсе часто приходилось видеть, но лишь во время работы. Это был один из обычных трюков, которыми пользовались клиенты, едва он подходил к ним с «галстуком» — так Карличек по старинке называл петлю. Еще когда Шимса был зеленым юнцом, молившимся на каждого, у кого имелся диплом, он искренне удивлялся, что ни доктор наук, ни министр не могут выдумать чего-нибудь похитрее. Влк научил его лечить такие обмороки: достаточно полить клиента из шланга для удаления нечистот, а если это не поможет, влепить ему пару пощечин. Здесь не годилось ни то, ни другое. Растерявшись в первый момент, он хотел позвонить доктору Тахеци, но тут же отверг эту мысль: вряд ли доктор, пьяница и неврастеник, поверит, что Шимса беседовал с его женой об учебных делах. По ее наряду и поведению можно было заключить, что любовники захаживают сюда не так уж редко, и в планы Шимсы вовсе не входило расплачиваться за всех один на один со взбешенным мужем. Тогда он решил действовать на свой страх и риск. Подхватив пани Люцию под колени и под мышки, он благополучно перенес ее на диван, стоящий между окном и елкой. Шимса решил удостовериться, что она жива, осторожно вытащил ее руку из выреза и сунул туда свою. Услышав, что сердце бьется, он обрадовался. Мозг, поднапрягшись, выдал ему давно забытую информацию: выцветший медицинский плакат, на котором спасатель оказывает первую помощь утопающему. Шимса склонился над пани Люцией, прижался губами к ее губам и принялся возвращать ее к жизни.