Палачка

Разумеется, от него не укрылось, с каким интересом разглядывали Лизинку мужчины, увидевшие ее впервые. Дуйку он в расчет не брал, тот был юнцом, к тому же поэтом. (Шимса всех поэтов подозревал в импотенции.) А вот физрук ПУЧИЛа был его ровесником и увлекался тем же; это выяснилось, когда они делили лыжников на группы начинающих и опытных.

— Фантастика! — сказал Шимса, с завистью глядя налево, где с криком строился в шеренгу ПУЧИЛ. — Сколько тут у тебя черных кисок!

— Всех этих драных кошек, — ответил его коллега, хищно глядя направо, где с воплями строился в шеренгу ПУПИК, — я променял бы на одного твоего котеночка!

Шимса на секунду задумался, но следующие тридцать три часа его интересовали только пышный снег и столь же пышная жена директора. Такие золотые рыбки нечасто попадаются даже опытному рыбаку. Когда она намекнула, что не прочь заскочить в его каморку после полуночи, чтобы отметить Новый год на свой лад, он, конечно же, согласился. Опершись о стойку бара и потягивая тоник в ожидании момента, когда можно будет поздравить Влка и ребят, он услышал встревоженный голос.

— Коллега! — зашептал ему в ухо физрук ПУЧИЛа, поглядывая в сторону стола, откуда ему делала знаки директриса. — Меня зовет эта коза. Я ей скажу, она твоя девчонка, ладно? А не то влипну в историю.

И передал ему из рук в руки свою партнершу в костюме булочницы, которую Шимса сразу узнал. Он собирался тут же отвести ее к столу — в предвкушении жаркой пещеры, куда он вскоре с наслаждением проникнет, ему вовсе не хотелось танцевать с недоразвитой монашкой. Но, сознавая, что педагогу не пристало вести себя неучтиво, он все же протанцевал с ней несколько тактов. Физрук мгновенно испарился, как только подвел Лизинку к Шимсе; она, словно кукла, ждала, пока кто-нибудь вдохнет в нее жизнь. Он привычным движением обнял ее за талию. И тут испытал нечто до сих пор не изведанное.

Она не стискивала его руку, не прижималась к нему, вообще не прибегала ни к одной из тех уловок, с помощью которых дама дает кавалеру почувствовать свое расположение, — и все-таки им овладело чувство, словно он наполнен ею до краев.

Удивительно, что Люция Тахеци, которая надеялась раскопать в дочери золотую жилу таланта и показывала ее тренерам зимних и летних видов спорта, учителям пения и музыки, режиссерам театра и кино, не разглядела того, в чем Лизинка была гениальна от природы. Если бы не фатальное совпадение суровых приговоров приемных комиссий, никто так никогда и не узнал бы, что, в отличие от женщин, призвание которых — давать жизнь, Лизинка родилась для того, чтобы жизнь отнимать. А не будь еще одной цепочки случайностей — начало ей положил жест стареющей директрисы, приревновавшей своего любовника-подчиненного, — вероятно, еще долго никто не догадался бы, что Лизинка к тому же прирожденная танцовщица. Если бы это открытие сделала натура более музыкальная, чем доцент Шимса, то вся ее жизнь, возможно, потекла бы по иному руслу. Для Шимсы танцы были лишь видом физической разминки и, прежде всего, прелюдией к совокуплению. Ой не мог почувствовать эстетическое совершенство движений Лизинки, но разглядел нечто куда более важное для него: он танцует — с женщиной.

Поначалу он даже не мог понять, кто кого ведет — он ее или она его, но точно знал: он уже давно не испытывал ничего подобного; с ним впервые в жизни происходило нечто такое, что должно было остаться с ним до самой смерти. А вдруг, внезапно пришло ему в голову, тогда, много лет назад (он был юн, как сейчас Лизинка, ему отдалась знойная пышнотелая цыганка, обе его ладони не закрывали одну ее грудь; и только когда она потребовала алименты, он с ужасом узнал, что ей всего лишь тринадцать) он пустился по ложному следу? Что, если именно тела нежных блондинок, столь далеких от его идеала, таят в себе такой вулкан, какой ему и не снился?

Он потерял всякий контроль над собой. Это была измена, измена его эротическим пристрастиям. Более того, он нарушал и первую заповедь Влка: "Не живи, где живешь", — но все-таки он не смог устоять, воспользовался спасительным полумраком и, закружив ее, прижал к себе. Секс — его хобби — заменял ему культурную жизнь, туризм и прочие увлечения, он владел всеми тонкостями эротики, мимолетного прикосновения ему было достаточно, чтобы узнать все о физическом и психическом состоянии партнерши. На этот раз впечатление было таким ярким, что затмило все предыдущие.

Словно кто-то взял огромный ластик и стер в его душе все, что отпечаталось на ней за предыдущие десятилетия. Казалось, он вращается не в танце, а в каком-то заколдованном круге, из него — как он с ужасом осознал, когда мощная эрекция почти оттолкнула его от нее, — был единственный, самоубийственный для него выход: сегодня же овладеть ею, лишить ее ореола неповторимости, чтобы ее место заняли новые и новые брюнетки… В этот момент раздался вопль и стук фонарика, который уронила его последняя пассия.