Паладинские байки

– Уверен, Оливио, – Манзони пристально глянул на своего ученика, потом перевел взгляд на арестованного. – Ты, выходит, знаешь его?

Арестованный выплюнул скомканную бумагу, очень паскудно ухмыльнулся и сказал с непередаваемо гадким полусмешком:

– Еще бы ему меня не знать, когда он два месяца мой хер сосал!

И тут Оливио просто-таки молниеносно врезал ему в челюсть, врезал левой, потому что правой судорожно сжимал рукоять меча, пытаясь хоть так погасить поднимающуюся ярость.

Плайясолец ударился затылком о стенку кареты, коротко взвыл. Оливио тоже глухо вскрикнул от резкой боли, пронзившей раненую руку. Робертино схватил его за плечи, встряхнул. Оливио слегка успокоился – рядом друг, рядом наставники, и прошлое уже не властно над ним. И сказал четко, зло:

– Это, сеньоры, Стансо Канелли. Когда я учился в Ийхос Дель Маре, он верховодил там старшекурсниками и всячески издевался над новичками, унижал и насиловал их. Меня тоже. Потому-то я из этой гардемаринской школы и сбежал. Родной отец, узнав об этом, сказал мне, что я сам виноват в том, что меня били, унижали и насиловали. Надо было добровольно и с радостью прислуживать старшим, сказал он. Оказалось, он прекрасно знал о том, что творится в Ийхос Дель Маре. И считал это естественным порядком вещей. Он велел отправляться туда обратно, а когда я сказал, что лучше сдохну, то лишил меня наследства. Вот почему я ушел в корпус и отказался от его фамилии сам. Не хотел больше ничего общего иметь с человеком, который сознательно отправил меня в тот адов кошмар.

Старшие паладины переглянулись, видно было, что это их несколько ошеломило. Манзони медленно сказал:

– Я, конечно, догадывался, что у тебя в прошлом нечто такое было. Я такие вещи вижу. Но чтоб родной отец знал, что с его сыном такое творят, и считал это допустимым... этого я даже представить не мог.

Стансо сплюнул выбитый зуб на пол, и попал на Роспини. Тот скривился и с отвращением посмотрел на своего заказчика, что-то промычал сквозь кляп, причем на сей раз его мычание понял не только Манзони, но и остальные паладины. Малефикар тоже впечатлился услышанным.

Кавалли постучал в верхнее окошко и сказал:

– Луиджи, давай в старый парк. На зады, к озеру с тремя рыбами.

– Понял, сеньоры, – отозвался кучер, опустил окошко и хлопнул вожжами.

С презрением глядя на Стансо, Оливио спросил:

– В школе… ты уже знал, что мы – братья?

Удивительно, но Стансо все-таки опять сумел гадко улыбнуться:

– Конечно. Тем приятнее мне было тебя гнобить и трахать, трусливый засранец. Надо же. Я думал, ты и правда сдох, как папаша заявил, а ты, оказывается, в паладины подался. Что, небось весь корпус обслуживаешь, а? Я еще в школе понял, что тебе нравится зад подставлять, ты только притворялся недотрогой…

Робертино сжал плечи друга и прошипел ему в ухо:

– Он намеренно тебя злит, не поддавайся.

Оливио кивнул. Посмотрел прямо в глаза Стансо, посмотрел особенным взглядом, призвав силу. Не хотел ничего внушать, просто надавил, и Стансо очевидно занервничал, отвел взгляд. Младший паладин сказал спокойным голосом, в котором, однако, чувствовалась пробуждающаяся ярость:

– Не трепи языком напрасно, Стансо. Много воды с тех пор утекло, и ты меня больше не сможешь ни напугать, ни оскорбить, ни унизить. Сейчас мне плевать на прошлое. Я ненавижу тебя не за это. И даже не за то, что ты хотел убить меня. А за то, что ты посмел осквернить нашу кровь.

Он выдернул из кармана балисонг, крутанул в руке, раскладывая, и нацелил острие в лицо Стансо:

– И я требую у тебя ответа за это. По обычаю и закону Плайясоль.

В глазах Стансо мелькнул страх, но он быстро овладел собой:

– Что? Я не ослышался? Ты, сопляк, затраханный паладинчик, собираешься вызвать меня на поединок мужчин? С этой твоей зубочисткой?

–Ты удивишься, как много всего можно сотворить с обычной зубочисткой, – усмехнулся Кавалли. – Я вот как-то зубочисткой вампира упокоил...

Стансо недоверчиво глянул на него, но Кавалли был невозмутимо-серьезен, и поди пойми, правду сказал или пошутил. Младшие же паладины ничуть в его словах не усомнились – в прошлом Кавалли был странствующим паладином и по большей части занимался изведением всякой дряни, в том числе вампиров и зомби. И очень в этом деле поднаторел. Так что он вполне мог упокоить вампира зубочисткой.

Оливио сложил балисонг и вернул в карман. Откинулся на спинку скамьи:

– Сеньор Джудо, сеньор Андреа, могу ли я поступить так, как мне велит обычай Плайясоль?

– Поскольку это дело семейное, то можешь, – кивнул Кавалли. – Более того, Оливио, я считаю, что ты должен так поступить.

– Я тоже, – добавил Манзони. – А с Инквизицией и городской стражей мы этот вопрос уладим, на этот счет не переживай.

Стансо Канелли ехидно спросил:

– А вариант, что я его пришью, вы что, не рассматриваете совсем?

Оливио на это только плечами пожал, а Робертино сказал:

– Это не дуэль, это вендетта. И я, Роберто Диас Сальваро и Ванцетти, заявляю себя наследником этой вендетты. Как друг Оливио.