И он вдруг рванул вперед, держа нож у бедра. Стансо еле успел увернуться, и даже рубануть кортиком, но все, что ему удалось – это разрезать рукав рубашки Оливио. Паладин тут же развернулся, присел и нанес удар из нижней позиции, вскользь, вдоль бедра. Стансо заорал от неожиданной боли, снова рубанул кортиком, метя Оливио в голову, но тот уже отскочил, и теперь опять перешагивал мягкими, скользящими шагами, раздражающе размеренно клацая своим ножом-бабочкой.
– Сученыш… – прошипел Стансо, зажимая порез на бедре левой ладонью. – Надо было тебя еще тогда до полусмерти затрахать, чтоб знал свое место...
– Не вышло бы, – улыбнулся Оливио, и от этой улыбки у Стансо мороз пробежал по коже. – Я очень, очень живучий. И очень упрямый, Стансо. Разве ты сам не видишь?
С этими словами он атаковал снова. Стансо увернулся, ударил в ответ. На сей раз он сумел достать Оливио – резануть по правому плечу, но паладин этого словно не заметил, пошел в атаку опять, и в последний момент резко ушел в сторону и вниз, на взмахе широким движением попав Стансо в лицо.
Стансо взвыл, отскочил, зажимая щеку, развернулся и рванул в темноту, в заросли сиреневых кустов. Оливио взмахнул рукой, полыхнуло белым и раздался громкий хлопок, Стансо снова заорал, его сбило с ног, и он покатился в шиповниковый куст. Оливио не спеша подошел к нему и, как раз когда тот, ругаясь, сумел подняться на четвереньки, зарядил ему ногой в бок. Стансо шлепнулся на живот, разразившись черной бранью. Паладин еще одним ударом перевернул его на спину, заставив подавиться очередной порцией ругани, перебросил нож в левую руку, наклонился, тщательно обтер клинок о его рубашку, сложил балисонг, а затем взял Стансо за ногу. И пошел обратно, волоча визжащего и матерящегося врага по гравию, камням и веткам.
Дойдя до кареты, Оливио отпустил его ногу и сказал:
– На этом, пожалуй, закончим. Расхотелось мне его убивать, как-то противно стало. Да и незачем. Пусть поработает в каменоломнях на благо Фартальи.
Манзони усмехнулся:
– Ты полностью удовлетворен вендеттой?
– Совершенно, – с усталостью сказал Оливио. – Я убил свой страх и свою ненависть. Мне этого довольно. А его сдадим в Инквизицию.
Он подошел к Робертино, который уже раскрыл свой чемоданчик, примостив его на каретной ступеньке. Робертино, зажав в зубах петельку со светошариком, осмотрел его рану на плече, потом вручил ему светошарик:
– На, держи и свети. Сейчас зашью, чистая игла еще осталась, хвала богам. Этот гад тебя неглубоко резанул, но шить надо, место такое, что от любого движения расходиться будет. И на ночь точно надо мэтра Ассенцо найти, чтобы все это в порядок привести…
Робертино сноровисто оборвал распоротый рукав рубашки, вытер кровь и скрепил рану пятью аккуратными стежками. Пока шил, Оливио только слегка кривился, сцепив зубы. Боли он почти не чувствовал – то ли еще был в кураже от поединка, то ли просто устал. Манзони снова застегнул на Стансо наручники. Тот не переставая ругался, и паладин двинул ему по челюсти, выбив еще один зуб, после чего наконец Стансо заткнулся.
– Робертино, есть еще там у тебя в чемодане бинты? Надо этого выродка перевязать, – обернулся Джудо к карете. Робертино, не отвлекаясь от шитья, спросил:
– Сколько у него там порезов?
– На морде и на шее – неглубокие, рана на бедре, ну и куча царапин. И два выбитых зуба, – Манзони брезгливо осмотрел арестованного. – Для шеи и морды пластыря довольно, а ногу перевязать надо.
– Возьмите в чемодане слева, скатка бинта и две заготовки с пластырем в бумажном пакете, – отозвался Робертино, укладывая иглу в жестяную коробку к использованным инструментам и беря бинт.
Спустя пятнадцать минут они упаковали Стансо, связанного еще и по ногам, рядышком с Роспини, и сами уселись в карету. Манзони достал из внутреннего кармашка свои изящные серебряные часы с янтарной инкрустацией, открыл крышку и сказал:
– Надо же, быстро управились. Без четверти девять только. Луиджи, езжай к Агнессе.
На площади Блаженной Агнессы, номер девять, располагалась Фартальезская коллегия Святой Инквизиции.
– Стал быть, сеньоры, двоих-то мальвивентов нынче сдадим? – кучер тронул лошадей. – Оно и правильно. Пусть им инквизиторки покажут, что почем. Хотя я сам бы на месте сеньора Альбино этого гада б точно прирезал... – Луиджи закрыл окошко.
– Я поначалу так и хотел, – вздохнул Оливио. – А потом решил, что лучше пусть это дело Инквизиция разбирает.
И добавил чуть тише:
– Может, хоть так эту долбанную гардемаринскую школу прижать получится. Или хотя бы тамошних наставников припугнуть. Представляете, какой скандал будет, если в печатных листках заголовки появятся: «Лучший выпускник Ийхос Дель Маре пытался убить своих кровных братьев кровавой магией!». Да и папаше урок...
– А с чего ты взял, что он – лучший выпускник? – поинтересовался Манзони, с презрением глядя на Стансо, который, сообразив, насколько нерадостная судьба его ожидает, сидел тихо, опустив голову, и явно пребывал в полном отчаянии.