Вместо испоганенного паштета на столе возникло новое блюдо: большие, крепенькие зеленые яблоки сальмийского зимнего сорта, тоже украшенные тонкой замысловатой резьбой, а в каждое яблоко воткнута деревянная шпажка с нанизанными на нее кусочками жареного мяса. Посередине блюда стояла миска с густым красно-коричневым соусом. Кувшины с питьем здорово шибали понтевеккийской самбукой, и Робертино даже удивился: в Фарталье никто самбуку никогда не подавал к мясу. Но, может, гномам больше нравится с мясом, кто их разберет.
Жоан решил оказать Усиму ответную любезность и налил ему. Робертино умудрился проявить удивительную ловкость, одной рукой схватив шпажку с яблоком, а другой – кувшин. Налил себе сам, а кувшин назло Малдуру поставил как можно дальше, так что тому пришлось тянуться за ним через блюдо. Паладин зачерпнул ложкой соус и полил мясо. Сковырнул вилкой кусочек и попробовал. На вкус это было, несомненно, мясо, вот только какое – кто его разберет. И лучше не разбираться. Так что паладин медленно жевал мясо, потягивая самбуку, а Малдур рядом всячески изображал страстного и соблазнительного кавалера, самым пошлым образом обсасывая соус с мяса и поедая оное с громким чавканьем.
На четвертую перемену блюд тоже выпустили музыкантов, на сей раз не с окаринами, а с бутылками разной степени наполненности, по которым они довольно мелодично стучали ножами, пока слуги меняли блюда и кувшины. Усим негромко рассказывал Жоану что-то очень интересное, а Малдур томно вздыхал и то и дело хватал жирными пальцами Робертино за рукав, отчего паладин пришел совсем в поганое настроение. Еще неизвестно, удастся ли потом отчистить эти жирные пятна, или парадному мундиру можно только сказать «прощай!» под гневный монолог интенданта Аваро на тему того, как рачительно должен паладин относиться к своему обмундированию. Придется, видимо, за свой счет шить новый, если не получится спасти этот. Не то чтоб сыну графа Сальваро не хватало денег на шитье нового парадного мундира, просто обидно, что это придется делать из-за какого-то озабоченного беспардонного гнома.
На столе появилась огромная широкая и плоская миска, в которой в ярко-красном жирном соусе плавало что-то похожее на цельные яйца вкрутую. Не успел слуга поставить на стол кувшин с выпивкой, как Малдур сунул руку в миску, схватил одно яйцо и, роняя с него капли соуса, ткнул Робертино прямо в лицо. От этакой наглости даже слуга обалдел, так и застыл с кувшином в руке. Сам же Робертино, хоть и не ожидал такого, все-таки увернулся (хорошую реакцию ему наставники натренировали, что ни говори). Малдур по инерции чуть не слетел с высокого стула и ударился рукой с яйцом о стену. Усим хмыкнул, Жоан полупьяно захихикал, а Малдур разразился шипящей тирадой на гномьем языке. Слуга наконец опомнился и поставил на стол кувшин. Робертино, удерживая на лице каменное выражение, налил себе (это оказалось сальмийское агвардиенте) и сказал:
– Что-то я не вижу, чтобы кто-нибудь из кандапорцев на пиру вел себя так же развязно. Или тебя, сеньор Малдур, не учили приличиям? Я же ясно сказал – никакого близкого знакомства не желаю. Или это было недостаточно ясно? Так вот сейчас я говорю это прямо: я не собираюсь с тобой близко знакомиться. И мне твои ухаживания неприятны и оскорбительны. Если и это недостаточно ясно, то позволю себе напомнить: мы – гости дира. А не твои, сеньор Малдур.
Гном вытер испачканную соусом руку о скатерть, слащаво усмехнулся:
– Ах, ну да я же племянник дира. А значит ты и мой гость тоже. И я желаю за тобой ухаживать. Мы, гномы рода Лдари, редко предлагаем иноземцам свою любовь, и ты должен ценить это, потому как это для тебя большая честь.
Робертино ткнул вилкой в миску, ловко подцепив на нее одно из яиц, положил себе на тарелку и сказал со всей холодностью, на какую только был способен:
– Мы, Сальваро, сами решаем, кто и какую честь может нам оказывать. И я, Роберто Диас Сальваро и Ванцетти, решил, что ты не достоин оказывать мне никакой чести. Более того, я, Сальваро, прямо говорю – ты мне отвратителен, сеньор Малдур. И я не желаю, чтобы ты ко мне прикасался впредь.
Гнома как холодной водой окатили, он аж яйцом чуть не подавился. Ничего не сказал, только скривился и скукожился на стуле. Рядом Жоан хлопнул Робертино по плечу и показал раскрытую ладонь – фартальский жест одобрения. Усим показал кулак с оттопыренным указательным пальцем, что у гномов означало то же самое.
Робертино откусил от яйца. Это действительно оказалось куриное яйцо, сваренное вкрутую, очищенное и замаринованное в очень остром соусе. Попытка запить его агвардиенте только усилила ощущение настоящего пожара во рту. А заесть было нечем, только яблоком от предыдущего блюда. Яблоко жжение снимало плохо.