Паладинские байки

Оливио услышал, как бьют часы, дождался появления сменщика – паладина Бласко, и когда тот занял пост у дверей в анфиладу, сам Оливио направился в коридор фрейлинских покоев. Перед сдачей караула паладин обязан обойти вверенные покои – а вдруг туда проник какой негодяй, мастер из подпольной гильдии убийц или воров, зловредный фейри или что еще. Оливио уже два с половиной года как кадетом быть перестал и перешел в разряд младших паладинов, и за это время еще ни разу никто не покусился на фрейлинские покои, кроме фрейлинских же любовников из числа придворных или гвардейцев. Застуканных любовников паладин вежливо, но настойчиво выпроваживал, если, конечно, застукивал их за пределами фрейлинских комнат. В сами комнаты он не заходил, если его не приглашали. Иногда дамы, в том числе ради забавы, звали караульного паладина «как мужчину» – то есть сдвинуть шкаф, достать из-за комода закатившееся колечко, или проверить темный угол, где «совершенно точно сидит привидение!!!».

Паладин шел и делал что требовалось, старательно игнорируя дамские прелести и втихую радуясь, что старшие товарищи поделились секретом «железной паладинской выдержки». Секрет был простой: заступая на караул в подобных местах, сунуть в штаны железный гульфик от старинного доспеха. И тогда никто и не заметит, что на самом-то деле молодое и пышущее здоровьем паладинское тело очень даже выразительно отзывается на всякие соблазны.

Пройдясь по коридору до самого конца, Оливио ничего не обнаружил, да и нечего было – потому что все дамы были в театре. Он на всякий случай заглянул в кладовку в тупике коридора, но кроме швабр, метелок и ведер с тряпками, там ничего не было. Оливио кладовку закрыл и пошел обратно, но почти у самого выхода столкнулся с придворной дамой Магдалиной Ванцетти, молодой супругой славного фартальского адмирала, высокой и статной красавицей, по которой вздыхали немало придворных кавалеров. Паладин учтиво поклонился и собирался было продолжить свой путь, как она его схватила за рукав:

­– Сеньор паладин… прошу вас…

Оливио остановился, глянул на даму и понял, что она чем-то очень обеспокоена.

– Сеньора? Чем могу служить? – вежливо спросил он.

Дама тяжко вздохнула, прижала руки к пышной груди:

– Мне… некому довериться, сеньор паладин… это очень важно... Мне очень нужна ваша помощь.

Паладин подавил раздраженный вздох:

– Что нужно передвинуть?

– Ах, да нет, не такая помощь, – всплеснула руками дама. – Всё очень серьезно, сеньор?..

– Оливио Альбино, – подсказал он.

– Видите ли… Сеньор Оливио, только вам, как паладину, я и могу довериться. Я понимаю, сейчас вы заняты, но вечером… у вас ведь найдется часок свободного времени ради моей чести и репутации?

Очень хотелось отказать, соврать, что наставник предписал ему на сегодня суровую тренировку, да еще и наказал за какую-нибудь провинность, и потому свободного времени нет. Но Оливио вдруг стало любопытно. К тому же Магдалина была одной из немногих, кто почти не принимал участия в дамском развлечении «подразни соблазном паладина».

Оливио прикинул по времени, подумал, что ведь наставник не сказал, что тренировка непременно обязательна, и непременно должна быть после вечерней молитвы. В конце концов, помахать мечом в зале можно будет и после ужина, даже лучше – наверняка кроме него еще кто-нибудь захочет, а с партнером куда веселее и полезнее, чем чучело лупить. И он сказал:

– Сеньора, после вечерней молитвы я в вашем распоряжении до самого ужина.

Магдалина просияла:

– О, прекрасно! Хм… вы сможете прийти сюда? Или нам лучше встретиться где-нибудь в другом месте? Хорошо бы сюда…

Паладин снова призадумался. Бласко должен будет дежурить до самого ужина. Он не из болтливых и не из любопытных, и не станет спрашивать, зачем да почему Оливио опять сюда пришел. Но все равно, есть риск столкнуться здесь с Каброни – ведь паладинов, стоящих на страже в подобных местах, капитан проверяет чаще обычного.

– Нет, сеньора. Лучше всего бы в парке. По крайней мере сегодня вечером там будет мало любопытных, в такую сырость.

Сеньора Ванцетти вздохнула:

– Хорошо. Тогда в восемь часов в гроте над прудом с русалкой.

Паладин поклонился и ушел, сдав караул Бласко.

Всю вечернюю молитву он всячески старался сосредоточиться именно на молитве, а вовсе не на том, зачем же он понадобился Магдалине Ванцетти. Получалось плохо. Настолько плохо, что старший паладин Теодоро, до придворных отслуживший двадцать лет храмовником, это заметил:

– Оливио!!! Не знаю, о чем ты думаешь – но только не о богах. А ну, живо – седьмой псалом Деве!

Делать нечего, Оливио поднялся, вышел вперед, встал у алтарной ниши и, сложив руки у груди в молитвенном жесте, затянул псалом. Голос у него был хороший, так что оскорблением богов его пение не стало, но псалом был сложный и довольно длинный, требовал полного сосредоточения. И вообще его исполнение входило в набор паладинских духовных практик. Особенно когда паладину надо было в чем-нибудь покаяться.