Наша логика в отношении недобровольной психиатрической госпитализации очевидно такова: если русский помещен в учреждение для сумасшедших, это потому что он здоров, но слишком сильно любит свободу. Если американец помещен в учреждение для сумасшедших, это потому что он безумен, а свободу любит столь мало, что лишая его свободы, мы предоставляем ему «терапевтическую среду». «Вот единственный суд, — провозглашает судья в Чикаго, — в котором подсудимый выигрывает всегда. Если его освобождают, это значит, что он здоров. Если его госпитализируют, то это для его же собственного блага». Пожалейте бедных русских, лишенных таких гарантий «гражданских прав душевнобольного»!
В действительности, замечания Тарсиса о психиатрии и психиатрах куда более глубоки и беспощадны, чем его наблюдения о советском обществе или о советской политической системе. Вот несколько примеров.
Главный герой, Алмазов, силой доставлен в больницу.
Утром главный московский психиатр допрашивал Валентина Алмазова. Именно допрашивал, как следователь преступника. В кабинет к нему Алмазова привел стражник, который во время допроса оставался за дверью. Янушкевич даже и не пытался делать вид, что он разговаривает как врач с больным, он даже не упомянул о болезни, видно, привык уже к тому, что он полицейский. Упитанный, розовощекий, самоуверенный, он снисходительно поглядывал на Алмазова…
Вот как сам Алмазов видит эту ситуацию:
…я вас врачом не считаю, человеком еще меньше. Ваше заведение вы можете называть больницей, но я его считаю тюрьмой, куда меня бросили, как это водится у фашистов, без суда и следствия. И если вы не хотите скандалов, то давайте условимся. Я — узник, а вы — мой тюремщик. Никаких разговоров о медицине, здоровье, родных не будет. Никаких лекарств, исследований. Ясно?
Очевидно, у Алмазова отсутствует адекватная самооценка: бедняга даже не понимает, что он болен!
Далее следует красноречивый диалог между Алмазовым и профессором Штейном, одним из самых неприглядных психиатрических персонажей в больнице: