Палата № 7

— Ну что ж, давайте знакомиться, Валентин Иванович, — с напускной развязностью начал Штейн. — Меня зовут Абрам Григорьевич. Расскажите, как вы попали сюда, как заболели.

Алмазов посмотрел на Штейна исподлобья таким уничтожающим взглядом, что тот даже заерзал на диване.

— Знакомиться с вами у меня особенной охоты нет, но вынужден. А привезли меня сюда полицейские. Здоровье у меня отличное, а ваша задача расстроить его. Предупреждаю, это вам не удастся.

— Неважно, как вы сюда попали. Но имейте в виду, что здоровые сюда не попадают.

— Точно так же говорили чекисты на допросах. «Невинные не могут попасть в советскую тюрьму, — говорили они, — а тот, кто это утверждает, — антисоветский человек. Значит, ему место в тюрьме…» Ну, а теперь сталинские тюрьмы заменены сумасшедшими домами.

Будет ошибкой полагать, что Палату № 7 населяют исключительно политические диссиденты. Многие среди узников — обычные люди, вроде пожилого мужчины, который преграждал дорогу сексуальным аппетитам своей супруги. Врач-психиатр Анна советует своей подруге Татьяне:

— Дело очень простое. Напиши нам в диспансер заявление, что муж, который значительно старше тебя и уже страдает импотенцией, устраивает тебе бесконечные сцены ревности и даже грозит.

— Да, он однажды кричал: «Я тебя убью…

Я был удивлен и даже обрадован взглядами, которые Тарсис вкладывает в уста профессора Нежевского. Профессор Нежевский — пожилой психиатр, которого коробят полицейские методы его советских коллег. Он говорит французскому психиатру Рене Жийяру:

— Я несколько раз пытался говорить в министерстве о ваших методах лечения, но там и слушать не захотели. …у вас избегают применения лекарственной терапии, в лечебницах запрещается строжайше всему персоналу произносить слово «больной», вы лечите, только изменяя образ жизни пациента: полная свобода время препровождения, передвижения…

Жийяр отвечает:

— Значит, вы только ограничиваетесь таблетками счастья?

— Да, таблетки счастья, как вы их метко назвали, — все эти аминодины, анадаксины и прочая муть, на которою наши эскулапы молятся.

И так до тех пор, пока в конце концов, Жийяр не произносит:

— Принудительное лечение — это варварство, дикость, и мы на это никогда не пойдем. В нашей жизни есть, конечно, темные места, но на свете без теней не обойдешься. Всякое насилие отвратительно. Особенно идейное, душевное.

В день, когда я пишу эти строки, отчасти в ответ на демонстрации Конгресса расового равенства и молодежи, сжигающей свои призывные билеты, Уильям Уолш, мэр Сиракуз, предложил «законодательную программу из шести пунктов, нацеленную на снижение преступности и гражданского неповиновения среди молодежи…» Уолш требует, чтобы «центр по исследованию и лечению несовершеннолетних делинквентов включили в новый, планируемый здесь центр психического здоровья стоимостью в несколько миллионов долларов».