– Договорились, – согласился я и достал бланк направления на госпитализацию.
Президентка
Вопреки прогнозам, исполненным сдержанного оптимизма, этим летом пациентов на приеме не стало меньше. Перед регистратурой такая очередь, какой в перестроечные годы за водкой не всякий раз можно было увидеть, в кабинетах душно, и те самые плюс тридцать с прицепом, которые где-нибудь в отеле на море воспринимаются как должное, – здесь, на работе, кажутся персональным оскорблением со стороны мироздания. Хочется организовать на улице что-то вроде зеленых кабинетов в тени деревьев и перенести прием туда. Тем более что пациенты умудряются отыскать нас даже на коротком перекуре.
Так оно произошло и в этот раз: не успел присесть на лавочке, чтобы перевести дух, – слышу шаги.
– Здравствуйте, доктор! Как дела, как обстановка?
– Здравствуйте, Ирина. Вашими молитвами, спасибо.
– А меня вот выписали домой.
– Вот и отлично. Ваш участковый врач как раз сейчас ведет прием, так что можете к нему заглянуть.
Ирину я знаю уже много лет. Милейшей души человек, даром что царица. В стационар попадает редко, поскольку никого особо своим высоким саном не достает. Ну, царица и царица, и ладно, родня и соседи уже привыкли и сделались умеренными роялистами. Приходит на прием раз в месяц, получает лекарства от имперских амбиций – и домой. Стационар – это уж если совсем все плохо, если возникает непреодолимое желание пойти войной на какую-нибудь, прости господи, Францию, или устроить мэрии города децимацию в воспитательных целях.
– Я ведь пока лежала, многое переосмыслила, доктор. И так себе думаю: не хочется мне больше быть царицей.
– Да вы что, Ирина! Неужели лечение таки поимело эффект?
– Да, у меня было время обо всем подумать. И поэтому я решила, что высокое происхождение – это еще ни о чем. Надо идти в народ.
– В смысле – найти работу?
– Вот еще! – Она презрительно фыркнула. – Да, я могла бы зарабатывать страшные, просто невероятные деньжищи! Вот этими вот самыми ногами! Но кто позаботится тогда о стране?
– И в самом деле, – пробормотал я. – Только вы, я и президент о ней и думаем, больше никто.
– Во-от! – воздела она монарший перст. – И я о том же! В общем, решила я баллотироваться на следующих выборах в президентки. Монархии пора становиться на путь демократических реформ!
– В президенты, – поправил я.
– В президенты пусть мужики баллотируются, – отмахнулась Ирина. – А я – симпатичная особа голубых кровей, я могу только в президентки. Ну так что, будете за меня голосовать?
– А с предвыборной программой можно ознакомиться? – спросил я. – Хотя бы в тезисах?
– Тезис один, – снисходительно глянула на меня Ирина. – Все будет офигенно!
– Пиар-менеджеры конкурентов просто застрелятся от зависти, – покачал я головой.
– Ну так как, голосовать за меня будете? – не отставала Ирина.
– А может быть, начать с должности, скажем, главврача нашей больницы? – выдвинул я контрпредложение. – Сделать из больницы образцово-показательный санаторий для ветеранов умственного труда, поднять персоналу зарплаты, пациентам – пенсии? Да вас на следующих выборах на руках в Кремль внесут!
– Доктор. – Ирина строго посмотрела на меня. – Вот скажите: я похожа на дуру?
– Честно?
– Честно.
– Нет, в жизни бы не подумал, – твердо сказал я.
– Так вот. – Ирина сделала паузу. – За невыполнимые задачи я не берусь!
Клизму! Клизму!
С тех пор, когда продавщица в советском магазине вела себя с покупателями, аки боярин с холопами, прошло не так уж много времени, но поглядите, как все изменилось! Клиент теперь чувствует в себе тотальную правоту, глубокое самоуважение он в себе чувствует. Чем нередко склонность имеет злоупотребить. Более того, многие всерьез полагают, будто медицина – в том числе и наше серьезное государственное учреждение – это филиал универсама. Приходится напоминать, что это не совсем так. И что даже в магазине клиент не всегда прав – клиент порою охренемши. И что, в отличие от станции техобслуживания, здесь не меняют оба альтернативно одаренных полушария на ортодоксально прошитые новенькие.
Был однажды у Оксаны Владимировны на приеме товарищ, который только что выписался из дневного стационара. У Николая Евгеньевича (назовем его так) много лет назад приключилась ипохондрия, которую он с тех пор бережно лелеет. Он с юных лет отличался трепетным отношением к своему организму, а уж когда в этом самом организме что-то загадочно заскрипело, таинственно засвербело и мистически забулькало в самых неожиданных местах, – так и вовсе потерял покой.
За компанию с Николаем Евгеньевичем потеряли покой участковый терапевт, невролог, кардиолог, гастроэнтеролог, эндокринолог, уролог и даже проктолог, который на пятом визите прямо заявил, что с таким упорством обычно ищут пропавшее золото партии или алмазы в кимберлитовой трубке и что он мамой клянется: ТАМ у пациента ничем подобным и не… м-м-м… пахнет. И пусть Николай Евгеньевич уже прислушается к доброму совету всех предыдущих специалистов и пойдет наконец туда, куда его дружно посылают. К психиатру.