Палаццо Форли

Когда страдалица, супруга Гаубетто, заметила, что дурное воспитание, даваемое ее сыну, и чрезмерная строгость, соединенная с глупым баловством, портят кровь и развращают ум ребенка, она предвидела, что, вырвавшись на свободу из старого замка и железных когтей отца, Луиджи погубит себя своими пороками. Мальчик нетерпеливо переносил лишения, на которые осуждал его эгоизм Гаубетто; он показывал наклонности к игре, к роскоши, к буйству, и мать, чтоб отвратить все беды, которые она предугадывала, тайно от мужа продала алмазы и драгоценности, доставшиеся ей после ее родителей, и стала собирать запасное богатство. Умирая, она доверилась своему духовнику, капеллану, вручила ему свою казну и приказала спрятать ее в флорентийском палаццо, устроив потаенное для нее место в стене за панелью, к которой прикреплена была знаменитая Мадонна Фра-Бартоломмео. Эти деньги должны были храниться там до разорения Луиджи и тогда послужить ему, но не отдавая их в его руки. В случае же исправления Луиджи и его спокойного обладания отцовским достоянием капеллан, умирая, должен был передать тайну своему преемнику или священнику при городском приходе маркизов Форли, а сокровище маркиза должно было оставаться неприкосновенным до какого-нибудь несчастного случая с ее потомками. Воля Джиневры была исполнена: капелланы замка владели ее тайною и передавали ее друг другу, пока в замке существовала домовая церковь и капеллан. Но в последние годы жизни Марко, отца Пиэррины, замок так обветшал, что принуждены были бросить его, и капеллан перешел из Апеннинов в домовую молельню городского палаццо. Там, чувствуя приближение своей смерти, он выбрал себе в преемники аббата Джироламо и сообщил ему о существовании клада и условиях, с ними сопряженных. Когда расточительность Лукреции привела дом Форли на край гибели, падрэ Джироламо почел нужным открыться маркизе Жоржетте и предложить ей взять деньги на уплату долгов; но Жоржетта, матерински осторожная, отказалась и предпочла стеснить себя и сына, чтоб приберечь для внуков неожиданное пособие. Она оставила неприкосновенным сокровище своей предшественницы и подтвердила аббату наставление хранить его и только в случае крайности открыть его существование потомкам ее. Падрэ Джироламо знал, что сумма, спрятанная в стене гостиной за картиною, довольно значительна, но он не знал наверное, в чем она состояла: он предложил маркезине идти, немедля достать ее, чтоб в следующее утро явиться с выкупом, когда векселя Сан-Квирико на Лоренцо будут поданы ко взысканию.

Священник и девушка вышли из исповедальни, пробрались через длинную церковь, казавшуюся им вдвое длиннее в таинственных потемках, и молча пошли вместе по направлению к Лунг-Арно и палаццо Форли. После разговора, потревожившего в обоих тысячу различных воспоминаний и размышлений, каждый молчал, углубившись в самого себя.

Возвратившись из Вилла-Петраия довольно поздно, таким же озабоченным и грустным, каким он туда поехал, Ашиль де Монроа отыскал Бонако, чтоб узнать от него полученные справки о Ионафане дель-Гуадо. Слухи и вести были не радостны: во Флоренции еврейский купец был известен за человека оборотливого и ловкого, утроившего отцовское наследие, но какими путями и средствами — это оставалось в тени, хотя, очевидно, одна торговля не могла его обогатить. Поговаривали, что он ростовщик, помнили, что несколько молодых людей, бравших часто деньги у него взаймы, кончили совершенным разорением; но дель-Гуадо вел свои дела ловко и осторожно, полиция никогда не могла к нему придраться, и хотя все его подозревали не совсем в честных сделках и проделках, но никто не мог его уличить или свидетельствовать против него.

— Тем хуже, — подумал Ашиль, — опаснейшие злодеи те самые, которые умеют оставаться в стороне. Несмотря на поздний час, он пытался увидеть маркезину, но узнал от кормилицы, что ее не было дома и что она пошла повидаться и поговорить с аббатом в церкви Санта-Кроче.

Монроа не удивился такому выходу в ночное время; он понимал, что маркезина не могла быть спокойна и искала опоры у своего старого друга. Он сам решился иметь свидание и объяснение с аббатом и поспешил со своей стороны в церковь Санта-Кроче. Слишком взволнованный своими мыслями, чтоб возвратиться домой или искать общества, Ашиль пошел на набережную, намереваясь выждать падрэ Джироламо и поговорить с ним.