Палящее солнце Афгана

такая ожесточенная стрельба, что нападавшие не могли поднять головы. Танк с высотки помогал, как мог, разбивая с тыла глиняные сооружения, откуда огрызались засевшие «духи». В сторону штаба тоже летели пули, но стена – защита надежная. Однако от звука выстрелов рядом стоящего танка защитить не могла. Он стрелял часто и пыль, взорванная звуком, поднималась и висела над ним красным облаком. Если танк при каждом выстреле подпрыгивает, то что говорить о барабанных перепонках офицеров около него, они не были рассчитаны на столько децибел. У Еремея три дня болели уши. Банда, захваченная врасплох, оказалась крепким орешком. Стояли на смерть, и батальоны, сформированные наполовину из таких же душманов, не выдержали, самостоятельно сняли осаду, фактически бежали, понеся потери – два убитых и двадцать раненых. Когда афганские вояки отошли, пули моджахедов, предназначенные им, полетели в сторону штаба. Они яростно кромсали камень с внешней стороны стенки. Ощущение – не хотелось, чтобы кто-нибудь испытал его. При-жавшиеся к внутренней стороне командиры с обидой наблюдали, как всего в трехстах метрах от них по дороге строем уходили их батальоны. Когда они прошли КПП, из колонны шествующих сорбозов неожиданно прозвучала длинная автоматная очередь по беззащитному тылу «генералитета» и пули, к счастью, благополучно просвистели над ним. Ваханов как-то не обращал внимания на советника из Армении, а когда посмотрел – круглое белое лицо его было серым от страха, и в глазах застыл ужас. Трусость подобна открытым клапанам парового котла, по которым утекает жизненная энергия и как бы парализует его. Даже физически сильный человек в момент драки становится слабее тщедушного, если тот владеет собой. Слабость не извинительна ни в каких формах, ибо за слабостью стоит тень ничтожества. В дальнейшем советник отказывался участвовать в военных операциях, чтобы сохранить свою драгоценную жизнь. Кто боится потерять свою жизнь, тот не способен по настоящему радоваться ей.

                «Последний бой, он трудный самый»

   Следующая неделя Еремея была до предела заполнена поездками, только в Ташкурган ездил пять раз. Там, кроме местного царандоя, дислоцировалась еще маневренная группа советских пограничников. Они тоже воевали на территории провинции Саманган, но только в пределах пятидесятикилометровой зоны от границы с СССР. Ваханов частенько заглядывал к ним и по служебным делам, и по просьбе советников. К ним постоянно летали «вертушки» из Союза и можно было, как говорилось, отправить письма, минуя тормозящие барьеры, и даже получали посылки, начиная с березовых веников. Кроме того, Еремею нравилась приветливость командира мангруппы Авдеева и дисциплина в подразделении. Воины, дежурившие на КПП, одетые по уставу, в бронежилетах, всегда строги, немногословны, но вежливы. Они никогда не позволяли себе расхлябанности или вольности и, хотя знали уже советника, но пропускали, только доложив командиру. Еремей до сих пор сохранил уважение к «погранцам».

   Как-то после рабочего дня Ваханова позвал старший советник:

– Слушаю, Иван Никитович.

– Тебе не приходилось заниматься благотворительной деятельностью?

– Нет.

– Завтра медик из ДШБ принимает жителей соседнего кишлака, поприсутствуй с ним.

– Хорошо.

На другой день Еремей встретился с лейтенантом медицинской службы, и они расположились втроем с переводчиком за столом выделенного им помещения. За дверями образовалась очередь полутора десятка больных. Лейтенант разложил на столе крупные белые таблетки. Первый посетитель пришел с жалобой на боль в ноге. Эскулап выслушал его и дал несколько таблеток. Афганец благодарил его. Следующий зашел с жалобой на боль в желудке, доктор и ему дал этих же таблеток. И таким образом наделял каждого медикаментами из запаса, лежащего на столе.

– Что это за таблетки – панацея от всех болезней? – заинтересованно спросил Еремей.

– Да обыкновенный аспирин, – ответил он.

Ввести в заблуждение простодушного посетителя, конечно, не трудно и даже лекарство может помочь по приказу самовнушения, но зачем же обманывать верящего в тебя человека? Когда слышишь поющую птицу, не тряси дерево. Кстати, любой обманщик, по законам Космического права, не уйдет от того, чтобы самому не сделаться жертвою обмана.

   Возвращаясь обратно в город, попали в песчаную бурю. Закрутило, завертело, засвистело вокруг и потемнело. Вспомнился С. Есенин: «и тысячью гнусавивших дьячков, поет она плакидой, сволочь вьюга, и снег ложится вроде пятачков, и нет за гробом ни жены, ни друга». «Афганец» напоминает нашу снежную метель, по которой соскучился Еремей. Оказывается, можно скучать и по метелям. Добрались благополучно.