Палиндром

– Да нажрались они с полковником Бриксом, куратором лаборатории, на именинах у полковника, вот и решили, таким способом поднять себе настроение, смешав в одну все попавшиеся им по руку пробирки. – В один момент сдал своего начальника ассистент. Но этот отец Терез, как тут же выяснилось, цепко держится за остатки своей жизни. И знаешь, что он мне сказал, когда я подвёл его к последней черте, к краю набережной? – пододвинувшись к Тари, прямо в душу спросил её Атнанта.

– Что? – одним кивком своей головки, спросила его Тари.

– Он подозвал меня к себе и когда я к нему приблизился, то он мне так тихо, чтобы никто вокруг ничего не услышал, с надрывом прохрипел: «Я твой отец». – Атнанта замолкает и, глядя на Тари, ждёт от неё её реакции на свои слова. И она последовала. – Это правда? – спросила Тари.

– Я не знаю и, наверное, никогда не узнаю. Ведь отец Терез сам виноват, что так самонадеян и не придерживается взвешенных взглядов на себя. Да и мне, кажется, что он насчёт себя и заодно меня ошибся, питая такие огромные надежды на то, что его сообщение об отцовстве, что-либо изменит в его судьбе. – В задумчивости сказал Атнанта. – И если даже то, что он мне сообщил, было правдой, то он на собственной шкуре сумел убедиться в верности поговорки «яблоко от яблони не далеко падает». В общем, он оступился, упал в реку и не выплыл. – Совершенно бесстрастно, как будто речь шла о чём-то неодушевлённом, констатировал факт потопления заведующего лабораторией Атнанта, смотря куда-то сквозь пространство. При этом он не забывал о том, что в этой части пространства находится Тари и, у неё, возможно, возникнут вопросы насчёт судьбы того, слишком не воздержанного на слова ассистента. И он, предупреждая её вопросы, даёт ответ на них. – Он тоже, как оказывается, как и второй мой самоназванный отец, полковник Брикс, не умел плавать в студёной воде. – Тут Атнанта как будто оживает и, возвратившись из других пространств понимания мироздания в эту реальность, с просветлевшим лицом подытоживая свой рассказ, обращается к Тари.

– И вот что из всего этого получается, Тари. – Говорит Атнанта. – Я, имея такую противоречивую наследственность, где во мне так и продолжают бороться различные установки на будущее, даже не разориентирован в себе и понимании окружающего мира, а во мне весь отвечающий за чувства функционал атрофирован до зачаточного состояния. Это своего рода церебральный паралич моих чувств, где сигналы из мозга, не поступая в отвечающие за чувства области, тем самым вывел их из жизни и сделал меня бесчувственным. И получается, что я, поступая так-то и итак, всего лишь действую механически, согласно системным взглядам моего организма, а не как со стороны создаётся впечатление, лживо и непотребно. Ведь я не настолько человечен и для меня все эти категории морали, чувств и ещё чего-то там, есть всего лишь инструментарий для проведения в жизнь моих установок. И как можно оценивать функцию, с этих человеческих позиций. Так что не обессудь. Я всего лишь функционирую, а не живу. Да и выражение «я пользуюсь успехом», не зря несёт в себе столько неоднозначных, априори смыслов. – Атнанта в подтверждение своих слов развёл руками, где заметив в одной из рук телефон, убирает его на стол. После чего акцентирует своё внимание на находящемся в руках Тари блокноте и спрашивает её:

– Ну так, что там у нас на сегодня?

Тари приподнимает блокнот до уровня своего прочтения и начинает зачитывать первый пункт списка дел Атнанта. – Конгрессмен Альцгеймер. – Зачитав это имя, Тари ждёт уточнений или замечаний со стороны Атнанта. Но Атнанта, как будто и сам ждёт, что Тари дополнит это своё сообщение – в каком значении или в каком контексте значения, на первом месте списка был записан этот конгрессмен, для Атнанта было бы небезынтересно знать.

Ведь Атнанта всегда давал Тари такие чёткие и понятные рекомендации при составлении ею списка первоочередных дел. Где должно было быть чётко указано, на каких таких основаниях, тот или иной фигурант заинтересованности прокурора Атнанта, попал вначале в грязную историю, а уж затем в этот список. А тут, как прямо сейчас выясняется, то этот конгрессмен Альцгеймер прямо как ангел небесный, чистый и ничем собой непримечательный. Да если он хочет знать, то уже одно то, что он оказался на первом месте в этом списке, говорит о том, что он как минимум, амбициозен.

– Это всё? – спрашивает Тари Атнанта. Ну а Тари отлично поняла, о чём спрашивает её Атнанта, и хотя напротив имени этого конгрессмена стоял чистый прочерк, она знает, что это значит. – Вы просили, начинать зачитывать список ваших дел с этого имени. Чтобы не забывать, сказали вы. – Говорит Тари и Атнанта, наконец-то, вспоминает, почему он дал такое задание Тари. Этот Альцгеймер не выходил у него из головы и вызывал много насчёт себя тревожных вопросов.