Палитра

Сзади надрывно засигналили. Туров не заметил, что караван машин уже двинулся.

– Чего разгуделся?! – бросил он в окно.

Проехать удалось метров тридцать.

Сладкий голос Шаде не мешал мыслям.

Деньги могут понадобиться месяца через два, не раньше, когда нужно будет внести вступительный взнос для участия в чемпионате по покеру. Вот уж никогда он не думал, что настанет время, когда для него это сможет оказаться проблемой. Нет, конечно, до бедности далеко, но всё равно неприятно, когда ты внезапно понимаешь, что отсутствие некой суммы рушит твои планы. Вариант с квартирой тетки Нины самый простой. Зачем им трехкомнатная квартира почти в центре? Кроме того, это он, Туров, платит за все коммунальные услуги, а наглая старуха воспринимает всё, как должное. «Сынок…» А завещание, оказывается, уже настрочила, и помощи не просила. Всё причитает. Всё жалуется. Всё клянчит.

А Толик?.. Зачем он живет? Даже в жизни зверя гораздо больше смысла, чем вот в таком никчемном существовании. Ницше всё-таки был прав: жизни достойны только молодые, сильные и красивые.

Вот его мать умерла молодой и красивой. Может быть, потому ее образ до сих пор вызывает боль и жгучее чувство тоски…

Мама… Да, его мама была необыкновенной…

Он любил и будет любить ее до конца своих дней. Хотя ее дни уже закончились – девять лет назад. Уже девять лет… А кажется, что только вчера она гладила его по руке и говорила: «Сынок»…

Тетка Нина тоже называет его «сынок». Они с его мамой были похожи как две капли воды, но трудно представить, чтобы его мать могла стать такой, какой стала сейчас тетка Нина. Нет, правильно, умирать нужно молодым, а уродцам и калекам вообще жить не стоит.

Впереди перекресток. Перед светофором пять машин. Дальше дорога свободна. Туров посмотрел на часы: к восьми он будет дома.

Только оказавшись у своего подъезда, Туров включился в реальность. Уже в лифте он мечтал о глотке холодного пива. Он даже не стал разуваться, ограничившись тем, что освободился от плаща. «Heineken» и тонко нарезанная ветчина были ему наградой за возвращение.

На завтрашнее утро у него не было запланировано никаких встреч, можно было поехать в какой-нибудь ночной клуб или придумать, с кем провести ночь. Однако то ли долгое томление в автомобильной пробке, то ли внезапно появившийся шанс так легко решить проблему с внесением залога на чемпионат по покеру вызвали у него желание побыть одному.

Пройдя в гостиную, Туров поставил поднос с пивом на журнальный столик и включил телевизор, убрав при этом звук. Он любил беззвучное изображение. Пиво возвращало его к жизни. Он включил автоответчик телефона.

– Сань, привет! Это я! Возьми трубку! Сань, я знаю: ты дома, ты просто не хочешь со мной говорить, – умолял мужской голос. – Сань, мне совсем немного нужно, хотя бы тыщонку, мне просто не пофартило, я отыграюсь и всё тебе верну, Сань! Какая же ты сволочь! Дай денег, слышишь?!

Туров поморщился, дожидаясь следующего сообщения.

Приятный женский голос говорил по-английски.

Туров опешил. А когда понял, в чем дело, перемотал сообщение на начало и внимательно прослушал еще раз.

Вот это да! Иногда в жизни происходят совершенно невероятные вещи. Молли. Да, она так и сказала: «Молли». Если бы она не назвалась, он никогда бы и не вспомнил ее имя. Настоящая леди, даже в постели. О, это так по-английски… И колечко ее так оказалось кстати. Вовремя она ему встретилась.

Туров встал, подошел к бару и достал бутылку виски.

По такому поводу не грех и выпить.

Так, здравствуй, Молли. Говоришь, замуж вышла. И тебе нужен какой-то Федор Рыжов. Знаменитый русский художник. Не знаю такого. Конечно, живопись – не мой конек, но чувствую, что тебе надо помочь.

Туров налил в стакан виски и выпил.

А еще я чувствую, что эта история не о живописи, и даже не о деньгах… А о больших деньгах!

Туров лежал в постели с закрытыми глазами. Он не торопился их открывать. Он помнил приснившийся ему сон и пытался снова задремать, чтобы увидеть растерянное лицо Кэррингтона. Этот сладкий миг победы, когда ты видишь отчаяние на профессионально-бесстрастном лице, когда ты замечаешь едва уловимое дрожание пальцев рук противника, когда твоя интуиция не подвела ни разу за всю игру и твой блеф остался неразгадан, и даже призовой фонд не в состоянии стать важнее этого мига триумфа!

Но сон не возвращался, и вместо этого в памяти возникло видение из прошлого, когда оставался всего лишь шаг до победы и у него сдали нервы. На руках был неполный стрит, с дырой посередине. Ему нужна была девятка, любая. Нет так нет. Блефовать он умел. Но, когда Турову пришел туз пик, у него дернулось веко, едва заметно. Туров испугался, но ничем не выдал своего волнения, решив, что, возможно, Кэррингтону тоже непросто будет определить: дернувшееся веко означает радость или огорчение?

Но Кэррингтон не ошибся…

Туров открыл глаза.