— Но кто за ней будет здесь следить? Сергей Васильевич, я знаю, что у нас и с вами, и с вашим братом, знакомство не вышло. Женьке вы очень нравились… черт, нравитесь, она же не умерла! Но Элечка-то вам к чему? Будет мешаться. Я заберу, я возьму отпуск, в садик ее пристрою.
— Нет. Она остается здесь. Ты можешь приезжать. Или жить здесь, пока Евгению не выпишут, но девочка остается здесь.
— Кто за ней будет смотреть? Ваш придурошный братик? Вы? Зачем вам ребенок любовницы, Сергей, опомнитесь!
— У тебя ее заберут, дура! — рычит он. — Как только узнают, что Евгения в коме и неизвестно, выживет ли, твою Элечку заберут в детский дом, а тебя и близко не подпустят!
— А от вас не заберут?
— Нет. Не дергайся. Никто не собирается продавать ребенка в рабство или разбирать на органы. У нее есть комната, есть игрушки, есть друзья по соседству. Хватит с нее того, что придется объяснять Женино отсутствие. А с меня хватит того, что сейчас будет расследование и я хочу держать его под контролем. А не воевать с тобой и опекой. Все поняла? Марина, я сейчас очень серьезен. Если сбежишь с ребенком, если увезешь ее без моего разрешения, последствия будут очень и очень неприятные.
— Да поняла, я поняла! Прекратите меня запугивать. Я не враг Эле. Если вы знаете, как ее уберечь от опеки, пока Женька не очнется — буду только рада. Но я не могу к вам переехать, у меня есть работа и с сентября начинаются занятия. Кто будет за ней следить? Уж не ваш брат, это точно.
В любое другое время Серебров подумал бы, что эту Марину заклинило на его брате. А сейчас наваливается такая усталость, что хочется закрыть глаза и отключиться.
Он сидел возле нее, пока не приехала скорая. Мысленно бесился: полный, сука, ресторан медиков, и никто не поможет! Хоть и знал, хоть и главврач сразу сказал не трогать ее, все равно бесился. Потом была скорая, носилки, вой мигалок, затухающий, растворяющийся в ночной тьме. Он хотел поехать с ней, хотел ее видеть, знать, что она жива. Но еще больше хотел рвать и метать, снести этот блядский банкет-холл, сравнять его с землей!
Спустя час даже не помнил, на кого орал, просто до хрипоты орал, сорвав в итоге голос. Велел проверить каждого, кто входил и выходил, каждого, кто засветился на камерах. Анализы всего, что она ела, пила, осмотр стекла.
Потом его оттаскивали от следака, который первым приперся осматривать мест происшествия и ляпнул, что Женя пыталась покончить с собой. Пришлось выложить крупную сумму и подключить знакомых, чтобы дело отдали кому-нибудь поадекватнее. И одновременно искать, искать, искать детективов, готовых носом землю рыть, но воссоздать каждую минуту из тех двадцати, что Женя была одна.
Потом поехал в больницу. Ждал, скулил про себя, впервые в жизни пытался молиться. Хреново получилось, не стоило и начинать.
— Пока ничего не могу сказать, состояние тяжелое. Сделаем все возможное, прооперируем, но последствия прогнозировать не возьмусь и обнадеживать тоже. Давайте подождем, — сказал ему врач.
Ждать он не хотел и не умел. И не ждал никогда. Деньги решали все проблемы. Сунул — и у тебя разрешение на строительство, нужная лицензия или перекупленный у конкурентов спец.
Кому сейчас сунуть деньги? Врачи свои, оборудование передовое, наблюдение круглосуточное, лекарства из любой точки мира. Но заплатить, чтобы Кисточка снова оказалась рядом, живая и здоровая, некому.
— А если…
Серебров моргает, возвращаясь в реальность. Бледная Марина кусает губы, страшась задать вопрос.
— А если Женя не выживет, что будет с Элей? Вы поможете мне ее удочерить? У нее нет никого!
"Не выживет"… У нее нет вариантов, надо выжить, по-другому не получится. Столько пережить, чтобы закончить вот здесь?
— Успокойся. Решай проблемы по мере их поступления. Евгения без сознания, сколько еще пробудет так — неясно. Сейчас надо просто сделать так, чтобы по возвращении она не увидела, как ребенок живет в собачьей будке и отбирает у котов рыбьи хвосты. Остальное моя забота. Иди спать.
— Спать, — бурчит Марина. — Уснешь здесь.
Она идет к выходу медленно, сонно. У дверей оборачивается и удивительно тихим голосом просит:
— Не бросайте ее. Вы же можете вылечить.
— У меня больница, а не волшебная палочка.
Запас его человеколюбия иссякает. Утешать рыдающую подружку Кисточки он точно не собирается, и без нее тошно.
Время немногим больше трех, в восемь надо быть на работе и дрючить всех, кто хотя бы дышал в сторону банкет-холла. Наверное, проще не спать, сразу ехать в офис, но прилечь ненадолго все же хочется. Сергею кажется, он полежит пару минут, но едва он закрывает глаза, как тут же проваливается в нездоровый, усталый сон.
В котором есть Женя.
Вокруг темно и почему-то дождь, как тогда, в парке. Он стоит под зонтом, крепко держит лакированную деревянную ручку. Под зонтом тепло и сухо, даже уютно.
Она стоит совсем рядом, но дождь разделяет их, создает непреодолимую пропасть. Мокрая до нитки Кисточка, его девочка, замерзшая. Там, где она стоит, немного светлее, но ему кажется, с каждой минутой ее поглощает темнота.
— Что ты там стоишь?
Он протягивает руку.