Пальмы, солнце, алый снег

– Знаете, Лена, пословицу: Curiosity killed the cat?

– Любопытство кошку сгубило, – машинально перевожу я.

– Вот именно, – кивает он.

В его голосе – укор.

Я пытаюсь поддерживать вежливый разговор, но мне становится все страшнее и страшнее. И Пузожитель тоже затаился. Из-за того, что ему просто страшно – или с ним что-то случилось?! Может быть, он задыхается?! Вдруг он погибнет, так и не появившись на этот свет?!

– Борис Борисович, мне, наверное, к врачу надо… – бормочу я.

Но он будто не слышит. Смотрит сквозь меня и продолжает свою мысль:

– Ваше неуемное любопытство едва не погубило мне всю игру.

– Пожалуйста… Позвоните врачу!

– Зачем входить в чужие номера? – продолжает напирать он. – Тем более если вас туда не звали?!

Какая странная претензия… Абсолютно не по делу. Но я машинально начинаю оправдываться:

– Я просто увидела, что дверь приоткрыта… А там, я знаю, Ярослава спит… Вот я и подумала: может, что-то случилось?

– А не надо было ни о чем думать, – обрывает он. И уже не мне, а как бы в пространство говорит: – Хорошо, что я увидел вас. И вовремя успел…

– Борис Борисович. – Я вскидываю на него глаза и жалобно говорю: – Я вообще ничего не понимаю… И мне очень плохо.

– Ничего с тобой не случится, – пожимает плечами он и грубо, цепкими пальцами разворачивает меня лицом к экрану. – Смотри внимательно.

Я удивляюсь: почему он вдруг перешел на «ты»? Но повинуюсь его приказу. Снова вижу неподвижное тело Ярославы, на мои глаза наворачиваются слезы, но отвернуться Борис Борисович мне не дает, придерживает за плечи, говорит:

– Да, пока там все скучно. Статика. Но скоро будет и экшн.

Его пальцы снова пробегают по каким-то кнопкам, он бормочет: «Не больше минуты, точно…» – и триумфально объявляет:

– А теперь прошу все ваше внимание сюда!

И вновь указывает на монитор, от которого я так настойчиво пытаюсь отвернуться.

Сейчас статичная картинка и правда оживает. Я вижу: дверь в номер Ярославы растворяется – и в него входит Гвоздицин. Выглядит он несчастным, усталым, старым. И, как и я десятью минутами ранее, в ошеломлении застывает на пороге. Я слышу, как психолог бормочет:

– Ярослава! Деточка!..

Камера, видимо, установлена на противоположной от входа стене и направлена прямо на него. Потому я прекрасно вижу и все морщины психолога, и затравленный взгляд его покрасневших глаз.

– Только бы не ушел… – бормочет Борис Борисович.

Но психолог не уходит. Он бросается к Ярославе. Склоняется к ее телу, берется за пульс…

– Отлично, – констатирует Борис Борисович. – Отпечатки пальцев есть.

И широко улыбается:

– Ну, что же, Леночка. Игра окончена. Яков Анатольевич Гвоздицин погиб. Окончательно и бесповоротно.

Я смотрю в его глаза, и только сейчас меня осеняет. И я наконец понимаю, кто подвел психолога под расстрельную статью. И от этого знания я вдруг даже чувствовать себя начинаю лучше.

– Ну, конечно же! – вырывается у меня. – Это вы – тот человек, кто ему мстит! Как я раньше не догадалась?!

– А как ты могла догадаться? – усмехается Борис Борисович.

– Могла! Еще раньше! Вы ведь тогда сказали, что тоже оттуда родом, как там он называется, этот ваш городок… А Гвоздицин там, когда молодым был, работал… Ну, как его?..

– Николоямск, – услужливо подсказывает Борис Борисович. – Да. Я в нем родился. И с господином Гвоздициным мы познакомились именно там.

Его лицо искажает такая гримаса ненависти, что я поневоле вздрагиваю.

– Но что он вам сделал? – тихо произношу я.

– Одну минуту, – вежливо просит он.

Достает из кармана пиджака рацию – такие здесь у всех сотрудников, – жмет какую-то кнопку…

– Охрана, Марков, – раздается из нее мужской голос.

– Я просил тебя присматривать за Гвоздициным, – тихо произносит Борис Борисович.

– Он вошел в триста пятый номер, – бодро рапортует его собеседник. – В котором проживает госпожа Шмелева.

Голос директора «Тропиков» суровеет:

– Проверь, чем он там занимается.

– Но… – теряется охранник. – Под каким предлогом мне войти?..

– Я сказал, проверь! – рявкает Борис Борисович.

Отключает рацию. Удовлетворенно откидывается на спинку кресла. Сочувственно спрашивает:

– Вам, наверное, жаль Ярославу?

Я в ужасе смотрю на него и молчу.

– Вижу: жаль, – вздыхает он. – Но ничего не поделаешь. Я не хотел ее убивать. Она так сладко спала, когда я вошел в ее номер… И улыбалась во сне. Жаль, что все-таки проснулась и поняла, что умирает.

– Как вы можете! Так спокойно об этом говорить!!

– Мне тоже ее жаль. Я искренне надеялся, что хватит тех троих, предыдущих. Но эту тварь, Гвоздицина, сегодня выпустили. И я подумал: раз отпустили, значит, его вина не доказана. Что ж. Сейчас с доказательствами проблем не будет.

– Но как?.. Как вы его к ней заманили?!